Эра негодяев

— Страна наша сегодня — в глухом ноябре. Кажется, что все, будущего нет. Чеченскую войну позорно просрали, союзников нет, влияние в мире — уже и забыли, что это такое. Чуть ли не отрицательная величина в мировой политике сегодня Россия. У руля — какие-то твари без чести и совести, свалка ворья. Время негодяев… Так?

— Общее впечатление именно такое.

— У меня до сегодняшнего утра было такое, знаешь, поганенькое чувство, что зря мы продолжаем нашу работу. Скверные мыслишки стали появляться, пакостные. Мол, все напрасно, зазря людей губим, напрасно шерудим по Европам. И не проще ли было бы те деньги, что идут к нам от наших фирм, и которые мы на разные шпионские злодейства тратим — людям нашим простым раздавать, какие по полгода зарплат не получают. Может, и больше было бы толку. А вот поговорил с матерью капитана Полежаева — и опять в своем деле на все сто уверен, и с новыми силами готов на невидимых фронтах врагу единоборствовать. Понадобиться — и сам с ракетой у вражьей базы встану. Веришь, Левченко?

— Верю, Максим Владимирович. — В ответе подполковника не было никакого чинопочитания. Левченко знал, что по молодости лет генерал бывал в разных переделках, а в Анголе, во время кровопролитных боев под Квито-Кванавале, где кубинцы, не жалея, густо клали лучших своих ребят — был даже тяжело ранен. Но сегодняшние слова Калюжного удивили даже его заместителя. Да-а, видно, серьезно задела главную струну в генеральской душе мать павшего капитана Полежаева.

— Так вот, Левченко. Знаешь, зачем мы ведем эту нашу тайную войну? А ведем мы ее, друг мой ситный, чтобы приблизить для России апрель. Он так и так наступит, ты в этом не сомневайся, подполковник. Только с нашей помощью — быстрее. Вот что я передумал, пока из Рязани возвращался.

Ладно, оставим лирику пока в сторону. Что-то у тебя личико озабоченное. Случилось что?

— Да нет, ничего серьезного. Просто думаю срок доставки комплексов в Европу немного сдвинуть.

— Зачем?

— Контора течёт. Мы эти комплексы, конечно, доставим чисто, не наследим. Но если им придется где-нибудь в той же Венгрии лежать без дела два-три месяца — есть опасность, что кто-то где-то что-то узнает. А их мы ну никак за канализационные трубы не выдадим.

— Да, тут ты прав. Если уж кто-то из наших продался врагу — надо проведение операции, во-первых, максимально засекретить, и, во-вторых, каждому овощу — свой срок. Стало быть, когда ты думаешь трубам время ехать на воды в Баден-Баден?

— Думаю, в марте. Судя по всему, именно к марту те, что играют за черных, основательно подготовятся, и где-то во второй декаде начнут ломать сербов через колено.

— Вот как? Прямо даже и дату можешь назвать? — и генерал иронично улыбнулся.

Левченко его иронии решил не замечать.

— Дату — нет. Но расчет здесь простой. Сейчас они нагнут Македонию — и та разрешит разместить у себя их солдат. Параллельно они каким-то образом погонят оттуда наблюдателей ООН — чтоб не мешали готовить бойцов для УЧК и перебрасывать разных специалистов в деле смертоубийства на ту сторону. Потом им последовательно нужно будет избавиться от любых возможностей мирного урегулирования. Дело долгое. Надо будет нагнать в Косово боевиков УЧК, устроить там пару хорошеньких геноцидов, чтоб с видеозаписью, заодно — перебить умеренных в руководстве косовских албанцев; одним словом — накалить ситуацию. Ну, как это обычно они и делают. Одновременно с этим им придется отсекать прогерманские силы и вообще минимизировать влияние Германии — тоже дело непростое. Декабрь-январь уйдут на это — как за здорово живешь. Сербы будут, конечно, пытаться соскочить; я даже не удивлюсь, если в белградское правительство будут введены заведомо прозападные фигуры. Но только им это не поможет. В феврале-марте ситуация, как это водится, выйдет из-под контроля, их телеканалы с жутким надрывом начнут визжать о том, что сербы вспарывают животы беременным албанкам и с адским хохотом поедают сырыми их неродившихся младенцев — в общем, 'промедление смерти подобно'. И тогда они начнут.

Генерал кивнул.

— Логично. Хорошо, переговори с Одиссеем, пусть не торопится, пусть для начала съездит по тем краям туристом, осмотрится, выберет себе ориентиры. Пусть подготовится, короче. Время у него есть.

— Хорошо.

— Да, вот еще. Румянцев отправлял своих по отдельности?

— Ну конечно. Каждый из них знал только свое задание и свой маршрут, причем настоящих целей заданий никто, как обычно, не знал. Румянцев тертый калач.

— Ладно, ступай. Отправляй его железяки, грузи Одиссея. А я на пару дней с товарищем Викторовым съезжу тут в одно место, пообщаюсь с разными полезными людьми. Посоветуюсь. Есть, ты знаешь, определенная в этом необходимость. Если что — побудешь за меня.

— Есть.