Девица изумленно посмотрела на него, а затем, взяв его за руку, вдруг посмотрела прямо ему в глаза.
— De mennyire sajnalom!
Ну что ж, спасибо и на этом, как говориться. Сколько там с меня?
— Меннибе кёрул?
Девица покопалась в своей книжечке, встрепенулась, и, глядя сочувственно, проворковала:
— Nincs. — а затем немало удивила Одиссея, добавив на ужасном русском: — За счот кафе. Я сочувствовать…
Она мне сочувствует. Мне не надо сочувствия! Мне нужен автомат — чтобы сесть в машину, завести мотор и ехать в Тапольцу, где, как он точно знает, в данный момент гужуются люди в той же военной форме, что и летчик, полчаса назад убивший его Юрку. Там у них радар системы наведения, и их там сотни полторы дармоедов. Он отдал бы сейчас полжизни за автомат!
Юрку ему не вернуть. И уже никогда, никогда, никогда с ним не удастся поговорить! Просто сесть на кухне, и долго, вдумчиво, неторопливо выяснить, в чем же заключается смысл жизни, каков он есть, Путь праведных, и как на него ступить… Уже никогда Юрка не расскажет ему этого!
Горькое отчаяние и глухая, тяжелая, мрачная ненависть. Он вышел из кафе, и яркое весеннее солнце, что еще час назад так радовало его — теперь было отвратительно вездесущим, и единственное, что он хотел немедленно — укрыться от этих палящих лучей в прохладном полусумраке его квартиры. Ему были отвратительны улыбки проходящих девушек, их беззаботный щебет. Как они могут радоваться, когда только что погиб Юрка Блажевич — человек, в жизни своей не сделавший ничего дурного? Как они могут радоваться жизни, когда в двухстах километрах к югу каждый день убивают детей — а сегодня убили его Юрку?
Одиссей поднялся на третий этаж, вошел в свою квартиру. Зачем он остался в этом Будапеште? Чтобы сегодня увидеть в прямом эфире, как умирает его друг?
Ну, вот теперь все. Любимая девушка теперь — чужая жена, единственный друг лежит под черным брезентом на сербской земле — и уже никогда не скажет: 'Привет, исчезнувший!'. У Юрки в детстве была мечта — найти пропавший самолет и экипаж пилота Леваневского, сгинувшего перед войной где-то в Арктике; он очень обрадовался, когда на абитуре выяснилось, что у Одиссея такая же фамилия, как у легендарного Героя Советского Союза, навеки ставшего загадкой Севера.
И тут раздался телефонный звонок.
Очень, очень странно. Хм… Кто бы это мог быть?
Одиссей подошел к телефонному аппарату. Он сразу по приезде поставил 'Панасоник' с определителем номера, и теперь вглядывался в цифры на табло в некотором недоумении. 48. Хм. Код Польши. 22. Варшава, кажется. Кто может звонить ему из Варшавы? Ладно, может, просто ошиблись номером; но все равно следует проверить.
Он снял трубку и буркнул:
— Иген.
— Одиссей? — Оба-на! Подполковник Левченко! Но почему из Варшавы?
— Так точно… Дмитрий Евгеньевич, вы?
— Я. Саня, слушай, у нас беда. Ты нам сейчас жизненно необходим. Ты готов рискнуть головой? Я спрашиваю это у тебя, зная, что ты полностью выполнил мое задание — но обстоятельства таковы, что ты у нас сейчас единственный козырь в рукаве. Ты готов выслушать меня?
— Да…. То есть конечно, я готов помочь. Справлюсь ли? И в чем суть задания? — Вот так, с бухты — барахты — труба зовет, пожар, война…. Еще голова жутко болит. Что они там от него, действительно, хотят?
— Значит так, Саня. На том складе, что ты снял, стоит второе пианино. Одно мы забрали, второе до вчерашнего дня не трогали. Вчера наши ребята забрали две трубы, увезли на юг. Планировалось, что две оставшиеся будут использованы по месту, иностранным персоналом. Но случилась беда — этих ребят, что должны были использовать инструменты, задержали в Вене. Не знаю, по каким делам — но факт налицо. Играть на инструментах некому!
— И что я должен сделать? — БОЖЕ, ПУСТЬ ЭТО БУДЕТ ПРАВДОЙ!
— Саня, нужно в течении ближайших трех дней пустить соло на одной из труб по направлению к тем, что играют за черных. В будапештском аэропорту сейчас присело несколько птичек с той стороны, так вот — нужно, чтобы ты хотя бы одну из них приземлил. Сможешь?
— Да! — Вот теперь он не сомневался. Какое там, он теперь абсолютно уверен в том, что БОГ ЕСТЬ!
— Саня, выпустишь соло — и сразу линяй, не жди ни секунды! Шансов у тебя будет негусто. Сделай это — мы рассчитываем на тебя! Ну, все, жду доклада. Тебе мой телефон продиктовать?
— Да нет, он у меня определился. Вы из Варшавы звоните?
— Нет. Но это неважно, сыграешь сольную партию — и звони по этому телефону. Янош организует твой отход. Все, жду твоего звонка!
— До встречи. — Одиссей положил трубку, сел на кресло, глубоко вздохнул.
Бог есть! И он дает ему шанс отомстить за Юрку Блажевича, отомстить тем, кто, походя, непринужденно, как траву — сминает человеческие жизни. Только бы не промахнуться!
Ладно, вот и поворот налево, на Ракошхедь. Впереди — корпуса аэропорта, но нам туда сегодня не надо. Нам надо поближе к взлетной полосе, в-о-о-н в тот лесок. Вернее, в лесопосадку.