Эрагон

«И ты ни капельки не будешь сердиться?»

«Но это же необходимо!»

К вечеру, когда они наконец приземлились, Эрагон с удовольствием отметил, что ноги у него совсем не болят. Седло служило отличной защитой, и жесткая драконья чешуя перестала терзать его бедные ляжки.

Эрагон и Бром, как всегда, немного пофехтовали, но пылу им явно не хватало: оба были слишком поглощены размышлениями об увиденном и дальнейшими планами. Впрочем, когда очередной короткий урок был закончен, Эрагон достаточно хорошо чувствовал, как устали его руки, еще не успевшие привыкнуть к тяжелому мечу.

Дорожная песня

На следующий день Эрагон выехал в путь верхом на Кадоке рядом с Бромом. Не успели они отъехать от лагеря, как он задал свой первый вопрос:

– А как выглядит море?

– Ну, что я буду тебе его на словах описывать, – пожал плечами Бром. – Ты наверняка и раньше слышал подобные описания.

– Слышать-то слышал, да хотелось бы все же знать, какое оно…

– Сам скоро увидишь. – В глазах Брома появилось мечтательное выражение, словно перед ним проплывали какие-то чудные, неведомые всем прочим видения. – Море – это воплощенная чувственность, – сказал он. – Море умеет страстно любить и ненавидеть, умеет смеяться и плакать. Море отвергает любые попытки связать его заклятиями, сбрасывает любые оковы. Сколько бы ты о нем ни рассказывал, всегда найдется нечто, о чем ты и помыслить не мог… Помнишь, я тебе рассказывал, как эльфы приплыли из-за моря?

– Помню.

– Теперь они и живут далеко от морского побережья, но навсегда сохранили в душе глубочайшее восхищение морем. Грохот прибоя, запах соленого ветра – все это не раз вдохновляло эльфийских поэтов. У них есть поистине замечательные песни о море. Хочешь послушать одну из них?

– Очень хочу! – воскликнул Эрагон.

Бром прокашлялся.

– Я постараюсь как можно лучше переложить ее для тебя с древнего языка на наш, современный. Это, по крайней мере, даст тебе возможность понять ее смысл, хотя ты и не сможешь услышать, как она звучит в оригинале. – Он потянул за повод, остановил Сноуфайра и закрыл глаза. Некоторое время он молчал, потом негромко монотонно запел:

– О, искусительница с телом текучим! РаскинувПод небом лазурным свои золотые просторы,Зовешь ты меня и манишь, ах, манишь!И буду я плыть вечно, вечно в просторах твоих,Но вовсе не ради очей той девы прекрасной,Что сердце связала мне белой вуалью,Благоухающей лилии уподобленной.

Той связи ничто разорвать не способно,Лишь море одно разорвать ее может,Хоть самого его рвут и древесные корни,И ветра порывы…

Странной музыкой прозвучали в ушах Эрагона эти слова, а Бром сказал:

– У этой песни есть, конечно, продолжение. Она вообще очень длинная и называется «Дю Сильбена Датия». Я спел тебе только одну строфу. Эта песнь повествует о двух влюбленных, Акаламхе и Нуаде, которых разделила его неуемная страсть к морю. Эльфы считают, что в этих словах очень глубокий смысл.

– Эта песнь прекрасна! – искренне воскликнул Эрагон.

Когда вечером они остановились на ночлег, Спайн был уже виден вдали – тонкая неровная линия чуть выше горизонта.

Добравшись до подножия гор, они свернули к югу. Эрагон радовался, что горы снова рядом: горы придавали его миру некую успокоительную завершенность. Тремя днями позже они выбрались на широкую дорогу, утрамбованную колесами многочисленных телег и повозок.

– Это главная дорога, соединяющая столицу Урубаен и Тирм, – пояснил Бром. – Особенно ее любят купцы. Здесь надо быть осторожней. Сейчас, правда, не самое оживленное время для торговли, но многие пользуются этой дорогой постоянно.

Дни пролетали один за другим, а они все ехали вдоль горного хребта в поисках перевала. Впрочем, на скуку Эрагон пожаловаться не мог: если он не зубрил слова эльфийского языка, то учился ухаживать за Сапфирой или пользоваться магическим искусством. Он уже научился убивать с помощью магии дичь, что весьма экономило им время. Ему достаточно было взять небольшой камень и бросить в жертву. Он никогда не промахивался. И каждый вечер плоды его охоты жарились на костре. Каждый вечер также Эрагон упражнялся в фехтовании или же, но не так часто, бился с Бромом на кулачках.

За долгое путешествие, благодаря постоянному напряжению и упражнениям с мечом, Эрагон совершенно избавился от ребяческой пухлости. Руки у него стали мужскими, узловатыми, под загорелой кожей бугрились крепкие мускулы. И весь он себе казался каким-то твердым.

Когда они наконец вышли к перевалу, Эрагон увидел, что со стороны гор, пересекая дорогу, мчится стремительный поток.

– Это река Тоарк, – сказал Бром. – Теперь нам вдоль нее до самого моря ехать.