Эрагон. Брисингр

Прошло несколько минут. Затем, повинуясь движению пальцев Рорана, Эрагон вступил с ним в мысленную связь, страшно желая узнать, чего же сумел достигнуть его братец.

И тут он словно налетел на некую невидимую стену, состоявшую из воспоминаний о Катрине, и был остановлен. Ему буквально не за что было уцепиться, он не нашел никакой лазейки или прохода, не смог преодолеть тот мысленный барьер, который Роран воздвиг перед ним. В эти мгновения весь внутренний мир Рорана как бы скрылся за мыслями о Катрине; защита, созданная им, превосходила все то, с чем Эрагону до сих пор приходилось сталкиваться; он не находил ни малейшей возможности узнать, что еще таится в душе его брата, а значит, практически терял возможности управлять им.

Роран чуть шевельнулся, и бревно под ним снова издало резкий противный скрип.

И этот скрип странным образом подействовал: казалось, та стена, возле которой Эрагон беспомощно крутился, мгновенно разлетелась на мелкие осколки; теперь лишь призраки былых опасений блуждали в мозгу Рорана: «Что же это было?.. Черт! Не обращай внимания! Он прорвется! Катрина, помни Катрину! Не обращай на Эрагона внимания. Вспомни ту ночь, когда она согласилась стать твоей женой, вспомни запах травы, аромат ее волос… Это он? Нет! Сосредоточься! И не вздумай…»

Воспользовавшись замешательством Рорана, Эрагон усилил мысленную атаку и обездвижил разум брата, прежде чем тот снова сумел восстановить свою защиту.

«Основную идею ты понял», – мысленно сказал ему Эрагон и тут же прервал связь с ним, продолжив уже вслух:

– Но тебе придется научиться быть более сосредоточенным, особенно на поле брани. Ты должен научиться думать, не думая… освобождать себя ото всех надежд и тревог и держать в голове лишь ту единственную мысль, которая является как бы твоими доспехами. Вот чему меня научили эльфы. И я убедился, что это чрезвычайно полезное умение. Вспоминай какую-нибудь загадку, или стихотворение, или песенку. Или, скажем, какое-то простенькое действие, которое можно повторять снова и снова, и тебе будет гораздо легче удержать свои мысли под контролем.

– Я над этим непременно поработаю, – пообещал Роран, а Эрагон тихим голосом спросил:

– Ты ведь действительно очень ее любишь? – Это был, скорее, даже не вопрос, а подтверждение того, чем он восхищался и в чем был совершенно уверен. Любовь была слишком тонкой материей, и Эрагон вряд ли решился бы обсуждать ее с Рораном, хотя когда-то в Карвахолле они частенько рассуждали о достоинствах молодых женщин и девушек, сравнивая их друг с другом. – Как это между вами произошло?

– Просто. Она понравилась мне. Я понравился ей. Разве подробности имеют какое-то значение?

– Да ладно тебе, – смутился Эрагон. – Когда ты уходил из Карвахолла в Теринсфорд, я был еще слишком юн и слишком сердит на тебя, чтобы об этом спрашивать. Но с тех пор прошло уже так много времени, а увиделись мы с тобой только четыре дня назад. Я просто хочу понять…

Роран прищурился, улыбнулся, и вокруг его глаз собрались веселые морщинки; он потер виски и сказал:

– Да тут и рассказывать особенно нечего. Я всегда был к ней неравнодушен. До того как я повзрослел, это особого значения не имело, но после обряда посвящения я стал задумываться, кого же мне выбрать в жены, кого я хотел бы видеть матерью моих детей. И вот однажды мы пришли в Карвахолл, и я увидел Катрину; она остановилась возле дома Лоринга, чтобы сорвать мускусную розу, росшую у стены под крышей. Она улыбалась, глядя на цветок… И такая это была нежная улыбка, такая счастливая, что я в ту же минуту решил: хочу, чтобы она все время так улыбалась, хочу видеть эту улыбку до конца дней своих! – Глаза Рорана увлажнились от нахлынувших чувств, но слезы так и не пролились, а высохли сами собой. – Вот только, боюсь, это мне как раз и не удалось.

Сочувственно помолчав, Эрагон снова спросил:

– Значит, ты за ней ухаживал? Ну, я помню, как ты через меня передавал ей приветы, а что еще ты делал?

– Ты как будто совета у меня спрашиваешь?

– Да нет… Тебе показалось…

– Да ладно уж, – усмехнулся Роран. – Я же знаю, когда ты врешь. У тебя на физиономии сразу появляется на редкость глупая улыбка, а уши краснеют. Может, эльфы тебя и изменили немного, но это-то в тебе так и осталось. Что у тебя с Арьей?

Проницательность Рорана встревожила Эрагона.

– Ничего! Ты что? Или на тебя полнолуние так действует? Что за глупый вопрос?

– Не ври, Эрагон. Ты же каждое ее слово ловишь, точно бриллиант, ты с нее глаз не сводишь, и взгляд у тебя при этом такой, точно ты с голоду умираешь, а она – это роскошный ужин, только до стола с ним тебе никак не дотянуться.

Перо темно-серого дыма вылетело из ноздрей Сапфиры, когда она слабо, как-то придушенно фыркнула.

Но Эрагон даже головы в ее сторону не повернул и сказал очень серьезно:

– Арья – эльфийка.

– И очень красивая. Остренькие ушки и раскосые глаза – это такая мелочь по сравнению с прочими ее прелестями. Видел бы ты сейчас себя: больше всего ты на кота похож, который на сметану облизывается!

– Арье более ста лет.