Эрагон. Брисингр

В течение нескольких секунд Насуада была не способна ни двигаться, ни думать. Первое, резкое, неприятие слов Сапфиры сменилось в ее душе тяжелым ощущением неизбежности злой судьбы. Остальные также реагировали по-разному, из чего Насуада заключила, что Сапфира мысленно разговаривала со всеми одновременно.

– Но как… как же ты позволила ему остаться? – вырвалось у нее.

Тонкие язычки огня вылетели из ноздрей Сапфиры, она негодующе фыркнула и сказала:

«Эрагон сделал свой личный выбор. Я не могла остановить его. Он настаивает на том, чтобы делать то, что считает правильным, вне зависимости от последствий как для него самого, так и для остальной Алагейзии… Я, конечно, могла бы схватить его и трясти его, как цыпленка, но я горжусь им. Не бойся; он сумеет о себе позаботиться. И пока что у него не возникло никаких неприятностей. Я бы знала, если бы он, скажем, был ранен».

– А почему он сделал именно такой выбор, Сапфира? – спросила Арья.

«Мне быстрее было бы показать вам это, чем объяснять на словах. Можно?»

Все закивали, выражая полное согласие.

Поток воспоминаний Сапфиры хлынул им в души. Насуада увидела черный Хелгринд с высоты полета орла и услышала, как Эрагон, Роран и Сапфира обсуждают предстоящий штурм Хелгринда; она смотрела, как они обнаруживают логово раззаков, и стала свидетельницей эпического сражения Сапфиры с летхрблака. Эта череда образов заворожила Насуаду. Она родилась в Империи, но ничего о ней не знала и не помнила; и впервые, будучи уже взрослой, увидела нечто иное, чем дикие края на окраине владений Гальбаторикса.

Затем последовала сцена ссоры Эрагона и Сапфиры. Сапфира явно хотела скрыть эти воспоминания, но тоска, не дававшая ей покоя после того, как она оставила Эрагона в Хелгринде, была такой мучительной, что и Насуаде пришлось утирать мокрые от слез щеки своими перебинтованными руками. Однако же причины, которые назвал Сапфире Эрагон – убить последнего раззака и обследовать остальную часть Хелгринда, – и Насуаде показались явно недостаточными.

Она нахмурилась. «Эрагон, может, и безрассуден, но далеко не глуп и не стал бы подвергать опасности все то, к чему мы так стремимся, ради собственного желания посетить несколько подземных пещер и до последней капли утолить свою месть. Нет, тут должно быть какое-то другое объяснение». Она не знала, стоит ли пытаться заставить Сапфиру сказать правду, но понимала, что просто так Сапфира подобные сведения удерживать при себе не стала бы, и решила, что Сапфира, возможно, просто хочет обсудить это с нею позже, наедине.

– Черт побери! – взорвался король Оррин. – Худшего времени для скитаний в одиночку Эрагон просто выбрать не мог! Какое значение имеет один-единственный раззак, когда в нескольких милях от нас вся армия Гальбаторикса? Надо непременно вернуть его назад!

Анжела рассмеялась. Она вязала носок на пяти костяных спицах, которые стучали и царапали друг друга в ровном, но довольно странном ритме.

– А как? Он ведь будет идти днем, а Сапфира не может полететь и высмотреть его сверху, потому что при солнечном свете любой ее заметит и сообщит об этом Гальбаториксу.

– Да, конечно, но ведь он наш Всадник! Мы не можем сидеть сложа руки, когда он находится один на вражеской территории.

– Согласен, – сказал Нархайм. – Мы любым способом должны обеспечить безопасное возвращение Эрагона. Гримстнзборитх Хротгар принял Эрагона в свой клан, сделал его своим приемным сыном – а это, между прочим, и мой клан тоже, – и мы обязаны хранить ему верность, согласно всем нашим законам и зову нашей крови.

И тут Арья опустилась на колени и, к великому изумлению Насуады, принялась расшнуровывать свои высокие сапоги, вытаскивая из них шнурки. Зажав в зубах один из шнурков, она спросила:

– Сапфира, а где точно находился Эрагон, когда ты в последний раз говорила с ним?

«У входа в Хелгринд».

– А представляешь ли ты себе, каким примерно путем он собирался возвращаться?

«Он тогда еще и сам этого не знал».

Вскочив на ноги, Арья сказала:

– Ну что ж, тогда придется посмотреть повсюду.

И она, точно олень, рванулась вперед, пересекла поляну и мгновенно исчезла среди палаток, направляясь на север; она не бежала, а летела, столь же легкая и быстрая, как сам ветер.

– Нет, Арья, нет! – вскричала Насуада, но эльфийка была уже далеко, и Насуаду охватило ощущение такой полной безнадежности, что у нее опустились руки. «Наш орден разваливается на глазах», – в ужасе думала она.

Поправляя свои коротковатые доспехи, лишь слегка прикрывавшие его могучий торс, кулл Гарцвог сказал Насуаде: