Взобравшись по её передней левой ноге, он занял своё привычное место и ухватился за торчавший перед ним шип. Сапфира расправила крылья, сделала несколько шагов по земле и спросила:
«Как же ты можешь ругать меня за то, что я неподобающим образом веду себя с Глаэдром, если и сам поступаешь ничуть не лучше? И о чем ты только думал?»
«Ты же знаешь, как я к ней отношусь», — проворчал Эрагон в ответ.
«Xa! Ну и что? Если ты моя совесть, а я — твоя, то я просто обязана сказать тебе, что ты вёл себя, как… ошалевший попутай! Где же в твоих поступках логика, о которой все время тебе — а значит, и мне — твердит Оромис? На что ты, собственно, надеешься? Ведь Арья — принцесса!»
«А я — Всадник!»
«Но она — эльф, а ты — человек!»
«Я с каждым днём становлюсь все больше похожим на эльфа».
«Эрагон, она старше тебя более чем на сто лет!»
«Я буду жить так же долго, как она или любой другой эльф».
«Ну да, но пока что ты ещё не прожил и четверти того срока, какой прожила она. И это самая главная проблема. Ты не можешь разом преодолеть столь огромную временную пропасть. Арья — взрослая женщина, обладающая почти столетним жизненным опытом, а ты всего лишь…»
«Что? Что я „всего лишь“? — зарычал он. — Ребёнок? Мальчишка? Ты это хотела сказать?»
«Нет, не ребёнок. После того, что тебе довелось увидеть, пережить и совершить, тебя никак нельзя считать ребёнком. Но ты очень молод, даже по меркам твоего народа, жизнь которого столь коротка, гораздо короче, чем у гномов, драконов и эльфов».
«Я так же молод, как и ты!»
Сапфира не возразила ему. Она лишь минуту помолчала и сказала спокойно:
«Я всего лишь пытаюсь защитить тебя, Эрагон. От тебя же самого. Я очень хочу, чтобы ты был счастлив. Но, боюсь, счастья тебе не видать, если ты так и будешь продолжать сходить с ума по Арье».
Они уже собирались ложиться спать, когда вдруг дверь в прихожей с грохотом распахнулась, послышался звон кольчуги, и кто-то стал, чертыхаясь, подниматься по лестнице. С мечом в руке Эрагон отодвинул крышку люка, собираясь лицом к лицу встретиться с незваным гостем.
Но рука его сама собой опустилась, когда он увидел Орика. Гном влез наверх, сел на пол и сделал добрый глоток из бутылки, которую держал в левой руке. Потом, подмигнув Эрагону, он воскликнул:
— Кирпичи и кости! Где ж ты был? Ну да, вот ты стоишь передо мной, а я уж думал, что ты совсем пропал! Никак не мог тебя отыскать, а ночь была такая дивная, вот я и решил непременно тебя найти… и вот он ты! Ну что, найдётся нам с тобой о чем побеседовать в этом прелестном птичьем гнёздышке?
Эрагон схватил гнома за свободную руку и попытался поставить его на ноги, в очередной раз удивившись, какой Орик тяжёлый, прямо как гранитный валун. Но стоило ему отпустить руку, и гном стал так раскачиваться и принимать столь рискованные позы, что наверняка рухнул бы на пол, не подхвати его Эрагон.
— Да ладно тебе, входи лучше и садись, — сказал он Орику, закрывая крышку люка и усаживая гостя. — Ещё простудишься на сквозняке.
Орик, хлопая круглыми, глубоко посаженными глазами, уставился на Эрагона:
— С тех пор как эльфы загнали меня в это древесное дупло, я тебя, по-моему, целую вечность не видел. Точно тебе говорю! А ты меня бросил! Променял верного Орика на каких-то эльфов… А эльфы эти — такие зануды! Ей-богу, жалкий народ, точно тебе говорю. Прямо тоска берет!
Эрагон почувствовал себя даже слегка виноватым, так расстроен был несчастный гном. Он с улыбкой извинился перед ним и сказал, что действительно слишком увлёкся своей новой жизнью.
— Прости, что не навестил тебя, Орик, но мои занятия отнимают у меня все время. Давай-ка сюда твой плащ. — Помогая гному снять его коричневую накидку, он спросил: — Что это ты такое пьёшь?
— Фёльнирв, — сообщил ему Орик. — Ра-асчудесное питьё, доложу я тебе! Даже в носу свербит от удовольствия. Самое лучшее и величайшее из всех хитроумных эльфийских изобретений. Сразу начинаешь понимать, где находишься. И слова с языка так и льются, так и текут, проворные и быстрые, как рыба гольян, и лёгкие, как колибри, а гибкость в речи появляется такая, словно это не слова, а целая река извивающихся змей. — Он умолк, явно восхищённый этим потрясающим набором ярких сравнений. Пока Эрагон тащил его в спальню, Орик успел поздороваться с Сапфирой, махнув ей рукой с зажатой бутылкой, и провозгласить: — Приветствую тебя, о железнозубая Сапфира! Пусть чешуя твоя сияет столь же ярко, как угли в горне Морготала.
«Здравствуй, Орик, — беззвучно ответила ему Сапфира, свешивая голову с края своего ложа. — Что привело тебя в такое состояние? Ты просто сам на себя не похож».