«Да, именно упадка. Если страдает один из наших трех народов, страдают и все остальные. Убивая драконов, Гальбаторикс страшно навредил и своей собственной расе, а также эльфам. Вы не были этому свидетелями, вы вообще впервые в Эллесмере, но я должен сказать вам: эльфы переживают свой закат; их могуществу уже не сравниться с прежним. Да и люди утратили многое из своей великой былой культуры, их племя охвачено хаосом и разложением. Лишь благодаря восстановлению равновесия между нашими тремя народами порядок смог бы до некоторой степени вернуться в этот мир».
Старый дракон, разминая лапы, поскреб когтями камни на осыпи, превращая их в мелкий гравий, затем переместился на груду гравия, где лежать было, несомненно, удобнее, чем на острых камнях, и продолжил:
«Переслоенный чарами, о которых позаботилась сама королева Тармунора, магический механизм упомянутой мною связи позволяет даже не проклюнувшемуся зародышу дракона мгновенно опознать своего Всадника. Когда же взрослый дракон решает отдать свое яйцо Всадникам, он произносит над ним особые слова – я вас впоследствии научу произносить их, – и это заклинание не дает детенышу проклюнуться из яйца до тех пор, пока он не установит мысленную связь с тем, ради кого решил появиться на свет. Затем их судьбы будут неразрывно связаны. Поскольку драконы могут оставаться в яйце неопределенно долго, время в данном случае значения не имеет, и детеныш остается там безо всякого для себя ущерба. Да и ты, Сапфира, сама тому пример.
Связь, которая формируется между Всадником и драконом, – это лишь усиленный вариант той связи, что существует между нашими народами. Человек или эльф становится сильнее и прекраснее, тогда как некоторые из свирепых свойств дракона, напротив, как бы смягчаются, и дракон обретает более спокойное и рассудочное мировосприятие. Ну что, Эрагон? Я чувствую, у тебя просто язык чешется. Что ты хочешь спросить?»
«Да я просто… – Эрагон запнулся. – Знаешь, учитель, мне никак не удается представить себе, чтобы ты или Сапфира проявляли безудержную свирепость, ярость, неукротимость. Нет, – торопливо прибавил он, – я совсем не считаю эти качества такими уж плохими, а все же…»
Земля под ними затряслась так, словно начался обвал, – это смеялся Глаэдр, закатив свой огромный глаз под покрытое рогатыми выступами веко.
«Если бы тебе когда-нибудь довелось встретиться с диким драконом, ни с кем не связанным магическими узами, ты бы так не говорил! – пророкотал он. – Дикий дракон ни перед кем ни за что не отвечает; он всегда поступает так, как ему хочется, и не испытывает ни капли добрых чувств ни к кому, кроме своей ближайшей родни и кое-кого из соплеменников. Свирепыми и гордыми дикие драконы были всегда. И еще, пожалуй, безрассудно смелыми. А уж их самки… О, они столь великолепны, что драконы Всадников считали большой честью найти себе пару среди них.