Читаем Эразм Роттердамский Стихотворения. Иоанн Секунд Поцелуи полностью

Я скажу, и Стримон, мчащийся в пене вод,Укротил Эагрид[62] песнями; вышнимиОн услышан, и вот сам он своей рукой100 В небе место стяжал себе.И Бистонский поэт[63] лирой, — то знают все, —Что ему Аполлон дал при рождении,Тронув плектром своим струны, игрой пленилЛес, а также и рощ богинь.Звери дикие тут, пенья заслушавшись,Все пришли, и дают неприрученныеГривы в руки, пока песни поет Орфей,Покоряясь во власть певца.Эта нива и птиц тянет непомнящих,
110 Пока ищут они милым птенцам еду,И на крыльях паря, ловят среди небесТой кифары звучание.Большим кажется все от изумления:И корабль в парусах, не поддававшийсяВсех усилиям, вдруг море влечет, подняв,Восхитившись его игрой.Но я больше скажу: небо и край тенейОн равно покорил нежнозвучащеюПесней, даже и груз тяжкий Сизифа он120 Пригвоздил своей песнею.Вспоминая, теперь книг я коснусь святых:Побеждал Гедеон, пела.пока труба,[64]
и Саула Давид песней сумел смирить,И костер свой унял огонь.Это я говорю, чтоб подтвердить, что всеПесня может смирить; кто же талантлив, тотБезрассуден, увы, если дерзнул презретьПесни, глупый, бессмертные.

Эразм

Разве нет? Ты правдив, горе, увы, и стыд!130 Преисподней самой здесь человек лютей,Не пленяет его песнь сладкозвучная,Звуков сладостных он бежит.Больше, он ведь всегда будет преследоватьЯрым гневом своим, алчных волков лютей,
И свирепее птиц тех, что питаютсяПищей всюду пернатою.И творенья лежат дивные попраны;Каллиопа сама, хора поэтов свет,В небреженье, из всех изгнана мест, живет140 Средь скалистого хаоса.Дикость всюду царит, царство надменноеНад искусством твоим с трона смеется, Феб,Лавроносным, мужик варвар над песнямиЗнатока проявляет власть.Но зачем все глупцов вины преследуюВ этих строфах моих? Думаю, до зариВеспер,[65]
небо кругом звездами красящий,Ясный, скроется от меня.Столько звезд не блестит в небе сверкающих150 На вершине его ночью безмолвноюИ не столько весна с теплым Фавонием[66]Изливает на землю роз,Сколько уст у меня пусть будет, сколько пустьЗвуков, но никогда, верь, их не хватит мне,Чтоб скорбеть о нужде давней священных строф,Что повержены злом в наш век.И на песни за то ныне в досаде я,О поэты, — души часть не ничтожная, —Потому, говорю, бросил я страсть свою,160 Муз огонь уж совсем остыл.

Корнелий

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературные памятники

Похожие книги

Сага о Ньяле
Сага о Ньяле

«Сага о Ньяле» – самая большая из всех родовых саг и единственная родовая сага, в которой рассказывается о людях с южного побережья Исландии. Меткость характеристик, драматизм действия и необыкновенная живость языка и являются причиной того, что «Сага о Ньяле» всегда была и продолжает быть самой любимой книгой исландского парода. Этому способствует еще и то, что ее центральные образы – великодушный и благородный Гуннар, который никогда не брал в руки оружия у себя на родине, кроме как для того, чтобы защищать свою жизнь, и его верный друг – мудрый и миролюбивый Ньяль, который вообще никогда по брал в руки оружия. Гибель сначала одного из них, а потом другого – две трагические вершины этой замечательной саги, которая, после грандиозной тяжбы о сожжении Ньяля и грандиозной мести за его сожжение, кончается полным примирением оставшихся в живых участников распри.Эта сага возникла в конце XIII века, т. е. позднее других родовых саг. Она сохранилась в очень многих списках не древнее 1300 г. Сага распадается на две саги, приблизительно одинакового объема, – сагу о Гуннаро и сагу о сожжении Ньяля. Кроме того, в ней есть две побочные сюжетные линии – история Хрута и его жены Унн и история двух первых браков Халльгерд, а во второй половине саги есть две чужеродные вставки – история христианизации Исландии и рассказ о битве с королем Брианом в Ирландии. В этой саге наряду с устной традицией использованы письменные источники.

Исландские саги

Европейская старинная литература / Мифы. Легенды. Эпос / Древние книги
Гаргантюа и Пантагрюэль
Гаргантюа и Пантагрюэль

«Гаргантюа и Пантагрюэль» — веселая, темпераментная энциклопедия нравов европейского Ренессанса. Великий Рабле подобрал такой ключ к жизни, к народному творчеству, чтобы на страницах романа жизнь забила ключом, не иссякающим в веках, — и раскаты его гомерческого хохота его героев до сих пор слышны в мировой литературе.В романе «Гаргантюа и Пантагрюэль» чудесным образом уживаются откровенная насмешка и сложный гротеск, непристойность и глубина. "Рабле собирал мудрость в народной стихии старинных провинциальных наречий, поговорок, пословиц, школьных фарсов, из уст дураков и шутов. Но, преломляясь через это шутовство, раскрываются во всем своем величии гений века и его пророческая сила", — писал историк Мишле.Этот шедевр венчает карнавальную культуру Средневековья, проливая "обратный свет на тысячелетия развития народной смеховой культуры".Заразительный раблезианский смех оздоровил литературу и навсегда покорил широкую читательскую аудиторию. Богатейшая языковая палитра романа сохранена замечательным переводом Н.Любимова, а яркая образность нашла идеальное выражение в иллюстрациях французского художника Густава Доре.Вступительная статья А. Дживелегова, примечания С. Артамонова и С. Маркиша.

Франсуа Рабле

Европейская старинная литература