Эразм Роттердамский Стихотворения. Иоанн Секунд Поцелуи

Только недавно, когда по лесистого берега краюЯ проходил орошенной травою,Через приятное шел молчаливого леса безмолвье,Сладостным тронутый в сердце восторгом,Рощи, ключи, жизнь в деревне по сердцу презревшему былиДымные кровли с толпой ненавистной;Вместе с Мароном моим[181] я в долинах Гема прохладных,Вставши, молился и трижды и больше;Вдруг, излучая сиянье, с Венерой прекрасною схожа,10 Талия, Фаусто, твоя предо мною.Узнана тотчас глазами моими, ко мне, улыбаясьНежно, свой ласковый лик обратила.

Остановилась лишь только: «Чем занят мой Фаусто, — спросил я, —Иль Гагуин мой, прославленный всюду?»«Здравствуют оба и каждый Эразму предан всецело,То же иль лучшее молят Эразму».«Рад я. Скажи-ка, что оба они замышляют, что школаФранков пропеть иль прочесть бы сумела?То, полагаю, что каждый с полей плодоносных и щедрых20 Снять уповает как дар ежегодныйИ урожай свой». «Во-первых, Роберт твой известный равняетВ речи свободной колена и славуФранков, а равно и их королей жесточайшие битвы.Нет уж того, в чем бы Галлия нынеСтала завидовать Лацию даже, когда у самой есть

Ливий — в одном, во втором же — Саллюстий».[182]«Что тот поэт твой готовит еще? За какое твореньеК Фаусто питает он черную зависть?Или молчит он, стремясь возродить взаимным покоем30 Нивы, что в долгих трудах истощились?»«Тот же, счастливец, проводит досуги, которым когда-тоСам Сципиад[183] предавался обычно,Город оставив, один, — не один средь полей молчаливых,В славном труде он проводит досуги.Да, он один средь холмов и среди виноградников галльскихБродит, скиталец, в полях Паризийских.Спутники кроткие с ним, что в деревне так рады Камене;

Там, до конца Аполлоном плененный,Новую песню свою, что достойна и муз, и поэта,40 Он напевает на сельской свирели,Песню, какую с собой, не страдая, сравнил бы сам Титир,Кто под раскидистой буковой сеньюМузу лесную тревожил, играя на тонкой свирели;Песнь, что стада полонила и пашни,Песнь, что в горах прямоствольный склонила бы ясень, сумела бСкалы смягчить и поток обездвижить;Кроткими сделать она и волков бы сумела, и тигров,Даже смягчила б подземное царство.И наконец, — что так мило тебе, — чиста эта песня:50 Ливии нет в ней[184]

и нет в ней Колумбы,Здесь к Алексису — красавцу нигде Коридон не пылает,[185]Нет и Филлиды[186] в творении целом.Все это только одобрит суровой Сорбонны цензура— Много у ней всевозможных Катонов![187] —Все это детям учитель не стал бы стыдиться поведатьВ розгообильном своем помещенье.И Ипполит прочитал бы[188] родителю с сердцем суровым!Трижды счастливым сочтется и больше,Всякий тот Галл, всякий Вар, Поллион поистине всякий,[189]60 Если свирелью воспел его Фаусто.Здравствует пусть и, навеки известен, со славною песнейВ четырехстранном он славится мире!»