Память никогда не восстанавливает реальность. Память реконструирует. Реконструкция же изменяет оригинал, становясь внешней формой, содержание которой неизбежно страдает изъянами.
Луцилла и Бурцмали вошли в Исаи с юга и попали в бедный квартал со скупо освещенными улицами. До полуночи оставался всего час, но по городу слонялись толпы народа. Некоторые спокойно гуляли, некоторые оживленно болтали, подогретые какими-то наркотиками, некоторые оцепенело наблюдали за происходящим. Они стояли в темных углах и, как зачарованные, смотрели вслед Луцилле.
Бурцмали заставил ее идти быстрее, поскольку нашлось бы немало любителей стать ее клиентом и остаться с ней наедине. Луцилла исподволь и с большим интересом присматривалась к окружающим.
Что они здесь делают? Эти мужчины, застывшие в ожидании у дверей подъездов. Чего они ждут? Рабочие в фартуках, выползающие неизвестно из какой тьмы при приближении Луциллы и Бурцмали. Стоял густой запах дешевой одежды и немытых, потных тел. Рабочие приблизительно поровну делились на мужчин и женщин. Все высокие, кряжистые, с толстыми руками. Луцилла не могла даже вообразить, чем они занимаются, но они представляли собой однородный типаж, и Преподобная Мать осознала, сколь мало знает она Гамму.
Рабочие то и дело харкали и плевали на панель.
– Эти рабочие – борданос.
Она украдкой посмотрела на лица рабочих. Борданос? Ах да. Эти люди делают компрессоры для сточных труб. Это была специальная порода, вбирающая в себя отвратительные запахи. Их плечи и руки специально были увеличены путем искусственного генетического отбора. Бурцмали вывел ее на другую улицу, где не было борданос.
Из темного подъезда выпорхнули пятеро ребятишек и последовали за Луциллой и Бурцмали. Луцилла заметила, что дети сжимают в ручках какие-то маленькие предметы. Они шли за взрослыми с каким-то маниакальным упорством. Бурцмали внезапно остановился и обернулся. Дети тоже остановились, глядя на него. Луцилле стало ясно, что дети приготовились к нападению.
Бурцмали хлопнул в ладоши и поклонился детям.
– Гульдур! – крикнул он.
Когда Бурцмали снова повел Луциллу вдоль по улице, дети не возобновили преследование.
– Они собирались забросать нас камнями, – сказал он.
– Почему?
– Это дети членов секты, поклоняющейся Гульдуру, – так здесь называют Тирана.
Луцилла оглянулась, но детей уже не было видно. Они направились искать себе новую жертву.
Они обогнули еще один угол. Здесь в основном правили бал мелкие торговцы, продающие с тележек всякую мелочь – еду, питье, одежду, инструменты и ножи. Торговцы оглушительно и вразнобой кричали, стараясь привлечь покупателей. Их голоса были приподнятыми – как это всегда бывает в конце рабочего дня – мечты окрашиваются в радужные оттенки, кажется, что они вот-вот сбудутся, хотя в действительности все знают, что жизнь никогда не изменится для них к лучшему. Луцилле показалось, что обитатели этой улицы бегут за текучей мечтой, за потоками сновидения. Они хотят даже не воплощения мечты, нет, они хотят воплощения мифа, гнаться за которым их приучили точно так же, как приучают гнаться за движущейся приманкой собак, которые развлекают публику на стадионах, бегая по кругу за механическим зайцем.
Прямо впереди них рослый плотный человек в длинном пальто громко ругался с продавцом фруктов – в плетеной корзине лежали аппетитно пахнущие плоды.
Торговец жалобно вопил:
– Ты вынимаешь эти фрукты изо рта моих детей!
Великан отвечал высоким свистящим голосом, который показался Луцилле знакомым. При одном воспоминании о нем, по ее спине пробежал холодок.
– У меня тоже есть дети!
Луцилла с трудом сумела сохранить спокойствие.
Когда они покинули торговую улицу, Луцилла прошептала, обращаясь к Бурцмали:
– Тот человек в толстом пальто – Мастер Тлейлаксу!
– Не может быть, – возразил Бурцмали. – Слишком уж он высок.
– Их там двое – один на плечах другого.
– Ты уверена?
– Я уверена.
– Я уже видел тут таких, но мне и в голову не пришло, кто они такие.
– Здесь, на этих улицах, полно соглядатаев, – сказала она.
Луцилла поняла, однако, что ничего не знает о повседневной жизни зловонных обитателей этого зловонного города. Она больше не доверяла тем объяснениям, которыми оправдывали доставку сюда гхола. Почему из всех планет, на которых можно было бы воспитать драгоценного гхола, Сестры выбрали именно Гамму? Да и был ли гхола действительно драгоценным? Может быть, он просто служил приманкой?
Сзади них какой-то человек играл на устройстве, переливавшемся всеми цветами радуги.
– Живые картины! – кричал этот человек. – Живые картины!