Эридан

— Как я и говорила, — заметив мои попытки, торжественно объявляет черноволосая, — мужчины видят в женщине только ее задницу!

— А на что там еще смотреть? — спрашиваю я, и ее взгляд теплеет.

Будущее, теплое и гостеприимное, распахивается передо мной, словно долина, согретая солнцем. Любовь выходит из гущи зарослей и приветливо машет мне. Нет, она не умерла, разве что изменился ее внешний вид: у нее копыта, поросшие шерстью ноги, и на лбу проклевывается пара рогов.

БУРЯ НАД СОДОМОМ

Перевод Мария Литвинова

Последние полчаса Нина все придвигалась к Коллинзу, и, наконец, их плечи соприкоснулись. Джоан тоже не терялась: она уже давно сидела к нему близко-близко, но по другую руку. Бедфорд по ту сторону костра смотрел на нервно пляшущие языки пламени и делал вид, что ничего не замечает.

Коллинз, распираемый самодовольством, фонтанировал шутками и бодрыми речами.

— А ведь все могло быть гораздо хуже, — вещал он. — Представьте себе, например, что нас выжило не четверо, а трое. Как вам такое: один мужчина и две женщины, или, наоборот, двое мужчин и одна женщина? Не то чтобы я хотел все свести к сексу, но тут явно бы образовалась проблемка!

— Точно, — кивнула Нина. Ее карие глаза смотрели на Коллинза с благоговением.

— Да уж! — фыркнула Джоан, не сводя голубых глаз с его лица.

Красивого лица, что даже Бедфорд вынужден был признать. Ясные серые глаза, прямой нос, твердый подбородок с ямочкой, как у Кэрри Гранта. Но Бедфорд знал — не только внешность делает Коллинза столь неотразимым. Если что, то и сам Бедфорд вполне недурен. Привлекательность же Коллинза зиждилась на других качествах. Таких, как дух товарищества и чувство локтя, чем Бедфорд точно похвастаться не мог. Коллинз был горяч и полон жизни, Бедфорд — холоден и суров. В ясных серых глазах Коллинза читался весь бесхитростный ход его мыслей, а то время как холодный голубой взгляд Бедфорда служил, скорее, щитом, скрывавшим разочарование, многоопытность и цинизм.

— Но, если говорить прямо, — продолжил Коллинз развлекать компанию, — чего еще могут желать четверо выживших? У нас хватит еды до тех пор, пока мы не начнем выращивать ее. У нас есть временные укрытия, палатки, и в них мы продержимся, пока не построим нормальные дома. Кто знает, возможно, здесь будет новая колония. Новая Земля или Новая Америка!

«Вот же идиот, — подумал Бедфорд. — Неужели не понимает, к чему все идет?»

Он рывком поднялся.

— Пойду еще раз гляну на шлюпку, — сказал он и скрылся в темноте.

Он знал, что ведет себя глупо, ревнуя женщин, на которых пару дней назад даже не взглянул бы. Но на его глазах опять разворачивался старый банальный сценарий, с которым он в обычных условиях сталкивался так много раз, что можно было уже выработать иммунитет. А ведь он думал, нет, надеялся, что сейчас, в этой невероятной ситуации, древнее чудовище — ревность — не посмеет поднять свою уродливую башку.

Но что за ирония судьбы! То, что в спасательную шлюпку за несколько минут до крушения «Анаксагора» забралось четверо человек примерно одного возраста — уже само по себе удивительно. Но люди еще и четко разделены по половому признаку — двое мужчин, двое женщин — а это вообще подобно чуду. Явное божественное вмешательство! Если их четверка обречена провести остаток жизни на чужой и, очевидно, необитаемой планете, совершенно ясно, что два плюс два — идеальное решение. Две пары, у каждого мужчины своя женщина, а у женщины — свой мужчина, так что будущим поколениям нечего тревожится из-за инцеста.

Но древнее чудовище смешало все карты, разрушив божественный замысел. Схема полностью изменилась. Две женщины для одного мужчины, и ни одной — для другого. Бедфорд понимал, что все не так безнадежно. Рано или поздно ему все равно достанется одна. Впрочем, от этого не легче: он знал, какая именно достанется — та, что быстрее надоест Коллинзу.

В небе загорелись звезды, на востоке всходила маленькая желтая луна. Издалека доносились отрывистые звуки, похожие на собачий лай. Светлячки мерцали в темноте, озаряя ее разноцветными огоньками. Насекомые выводили странные песни в ветвях неизвестных кустарников.

Спасательная шлюпка покоилась на вершине холма, ее антигравитационные баки расплющились и вдавились внутрь из-за жесткой посадки. Починить их не представлялось возможным, так что у Бедфорда не было никаких причин лезть на холм, чтобы осматривать их снова. Впрочем, на то, чтобы стоять в свете звезд и глядеть в небо, причин у него тоже не было. Никаких, кроме гордости.

Возвращайся назад, к костру, говорил ему голос разума. Будь мудрее. Ситуация непременно улучшится. А сейчас ты мало что можешь сделать. Некоторым мужчинам дано, некоторым — нет.