Это он Дэвиду Эммотту говорил, второму помощнику. Я испытывала симпатию к мистеру Эммотту и его неразговорчивость не считала признаком недружелюбия. Что-то в нем казалось очень прочным и в атмосфере, где было непонятно, кто что думает и чувствует, внушало спокойствие.
– Да, – ответил он мистеру Коулману. – В прошлом году такого не было.
Но он не стал распространяться и ничего больше не сказал.
– Чего я не могу понять, так зачем все это нужно? – удрученно сказал мистер Коулман.
Эммотт пожал плечами, но ничего не ответил.
У меня был разговор с мисс Джонсон, проливающий кое на что свет. Мне она очень нравилась. Она была умела, практична и сообразительна. У нее существовал, это несомненно, своеобразный культ героя в отношении мистера Лейднера. Поэтому она рассказала мне историю его жизни, начиная с юношеских лет. Она знала все площадки, где он вел раскопки, и их результаты. Я почти готова поклясться, что она могла бы цитировать все его лекции, которые он когда-либо прочел. Она считала его, как она сказала, превосходнейшим полевым археологом.
– И он такой простой. Совершенно не от мира сего. Он не знает значения слова тщеславие. Только по-настоящему великий человек может быть таким простым.
– Несомненно, – сказала я. – Большим людям ни к чему важничать.
– И он к тому же такой веселый. Я не в силах передать вам, как мы, бывало, развлекались... он, Ричард Кэри и я – мы с первых лет здесь. Компания у нас подобралась удачная. Ричард Кэри работал с ним еще в Палестине. Они дружат что-то около десяти лет. А я знаю его – семь.
– Красивый мужчина мистер Кэри, – сказала я.
– Да, я думаю, да, – неожиданно резко произнесла она.
– Только он такой немного тихий, ведь верно?
– Раньше он не был таким, – быстро сказала мисс Джонсон. – Лишь после...
– После?.. – подхватила я.
– Да, – мисс Джонсон как-то особенно повела плечами, – мало ли что меняется в наше время.
Я не ответила. Я надеялась, что она продолжит, – и она продолжила, предварив свой рассказ легкой усмешкой и делая вид, что серьезно к этому не относится.
– Боюсь, что я старая женщина и несколько консервативна. Но мне кажется, что, если жена археолога по-настоящему не интересуется его работой, разумнее ей не сопровождать экспедицию. Часто это ведет к трениям.
– Миссис Меркадо... – робко заметила я.
– Ну что вы! – немедленно отмела она мое предположение. – Нет, я имею в виду миссис Лейднер. Она прелестная женщина, и можно понять, почему доктор Лейднер, попросту говоря, прямо рехнулся из-за нее. Нельзя не видеть, что она здесь не к месту. Она как-то все выбивает из колеи.
Так, значит, мисс Джонсон, как и миссис Келси, считает, что именно миссис Лейднер – причина напряженности обстановки. Но какое же это имеет отношение к собственным страхам миссис Лейднер?
– Это выводит
И этим тема была исчерпана.
А я подумала: вечно одно и то же – как только собираются вместе женщины, обязательно возникает ревность. Совершенно очевидно, что мисс Джонсон недолюбливает жену шефа (что может быть естественно), и я вряд ли ошибусь, если скажу, что миссис Меркадо просто ненавидит ее.
И еще один человек, который не любит миссис Лейднер, – это Шейла Райлли. Она несколько раз приезжала на раскопки, один раз на машине и два раза с каким-то молодым человеком на лошади – разумеется, я имела в виду на двух лошадях. У меня даже возникло подозрение, что она питает слабость к молчаливому молодому американцу. Когда он дежурил на раскопках, она, бывало, оставалась поболтать с ним. И по-моему,
Однажды миссис Лейднер высказалась, на мой взгляд, довольно необдуманно, по этому поводу за ланчем.
– Девица доктора Райлли продолжает охотиться за Дэвидом, – сказала она, слегка посмеиваясь. – Бедный Дэвид, она выслеживает вас даже на раскопках! До чего глупы девчонки!
Мистер Эммотт не ответил, но сквозь загар на его лице проступил румянец. Он поднял голову и взглянул ей прямо в глаза. Очень любопытен был этот прямой, твердый взгляд с каким-то вызовом.
Она вяло улыбнулась и стала смотреть в сторону.
Я слышала, как отец Лавиньи что-то пробормотал, но когда я осведомилась:
– Простите, что?.. – он только покачал головой и повторять не стал.
В тот же день мистер Коулман сказал мне: