Эркюль Пуаро

– Вероятно. Они даже явились в дом с ордером на обыск... Инспектор приносил извинения по этому поводу и был очень смущен, но я сказала, что мы будем в восторге! В самом деле, это так интересно. Они осмотрели абсолютно всё. Я, знаете ли, ходила следом за ними и подсказала два-три места, которые им и в голову не могли прийти. Но они ничего не нашли. Очень были разочарованы. Бедняга инспектор даже осунулся и все тянет и тянет вниз свои усы. Жене следовало бы кормить инспектора посытнее... Но мне кажется, что она из тех женщин, которые больше заботятся о том, чтобы паркет был хорошо натерт, чем о вкусном обеде. Это напомнило мне, что надо повидать миссис Медуэй. Удивительно, слуги совершенно не переносят присутствия полиции в доме. Суфле и пирожные всегда выдают их душевное состояние. Если бы не Гаджен, который держит всех в руках, боюсь, половина слуг разбежалась бы. Почему бы и вам не погулять и не помочь полицейским искать револьвер?

Эркюль Пуаро сидел на скамье, откуда видна была каштановая роща над бассейном. Теперь он не испытывал чувства неловкости, так как леди Энкейтлл сказала ему, что он может ходить по территории усадьбы где только ему вздумается. Очень мило с ее стороны. Как раз над этой любезностью леди Энкейтлл задумался в этот момент Пуаро.

Время от времени до него доносился хруст сушняка под ногами, иногда мелькали фигуры подчиненных инспектора Грэйнджа, прочесывающих рощу. На тропинке, ведущей к дороге, показалась Генриетта. Увидев Пуаро, она на мгновение остановилась, но потом подошла и села рядом.

– Доброе утро, мосье Пуаро! Я только что наведывалась к вам, но вас не было. У вас очень величественный вид. Это вы руководите поисками? Инспектор необыкновенно энергичен. Что они ищут? Револьвер?

– Да, мисс Савернейк.

– Как вы думаете, они его найдут?

– Думаю, что да. Теперь, вероятно, уже скоро.

Она вопросительно посмотрела на него.

– Вы что же, знаете, где он находится?

– Нет. Но думаю, что скоро револьвер найдется. Настало время, чтобы он нашелся.

– Вы говорите странные вещи, мосье Пуаро!

– Но здесь и происходят странные вещи. Вы очень скоро вернулись из Лондона, мадемуазель.

Лицо Генриетты посуровело, но потом она коротко и горько засмеялась.

– Убийца возвращается на место своего преступления? Это старое поверье, не правда ли? Значит, вы в самом деле

считаете, что я... это сделала? Вы не поверили мне, когда я говорила вам, что не стала бы... не смогла бы убить кого-либо?

Пуаро ответил не сразу.

– Мне с самого начала показалось, что в этом преступлении уж слишком все просто – настолько просто, что в это трудно поверить, – сказал он наконец. – А простота, мадемуазель, может сбивать с толку... Либо оно невероятно сложное, иными словами, нам противостоит ум, способный на сложные, оригинальные замыслы, так что каждый раз, когда нам кажется, что мы приближаемся к истине, нас всяческими уловками уводят в сторону и загоняют в тупик. Эта очевидная тщетность поисков не случайна. Она специально запланирована. Действует очень тонкий, изобретательный ум... и действует успешно.

– Какое, однако, это имеет отношение ко мне? – спросила Генриетта.

– Ум, действующий против нас, – созидательный, творческий ум, мадемуазель.

– Понимаю... Вот почему вы подумали обо мне. – Она замолчала. Губы ее были плотно сжаты, у рта – горькая складка. Она вынула карандаш и, задумчиво хмурясь, машинально рисовала контуры причудливого дерева на белой поверхности скамьи.

Пуаро наблюдал за ней. Что-то шевельнулось в его памяти... Гостиная леди Энкейтлл в день убийства... стопка фишек для бриджа... Железный столик в павильоне около бассейна и разговор инспектора с Гадженом.

– Это дерево вы нарисовали на вашей фишке во время игры в бридж.

– Да. – Генриетта вдруг заметила, что она делала. – Игдрасиль, мосье Пуаро. – Она засмеялась.

– Почему вы его так называете?

Генриетта рассказала, как родился Игдрасиль.

– Значит... Когда вы задумываетесь и начинаете машинально рисовать... вы всегда рисуете Игдрасиль?

– Да. Странно, не правда ли?

– Здесь на скамье... на фишке в субботу вечером... и в павильоне утром в воскресенье...

Рука, державшая карандаш, напряглась и замерла.

– В павильоне? – спросила Генриетта безразличным тоном.

– Да, на круглом железном столике.

– О, должно быть... в субботу после полудня.

– Нет, не в субботу после полудня. Когда Гаджен убрал бокалы из павильона около двенадцати часов в воскресенье, на столе не было никаких рисунков. Я спрашивал его, он помнит точно.

– Тогда, – она запнулась лишь на мгновение, – верно, в воскресенье после полудня.

Продолжая все так же любезно улыбаться, Пуаро покачал головой.

– И это едва ли. Все это время люди инспектора Грэйнджа были возле бассейна, – фотографировали тело, доставали из воды револьвер. Они не уходили до темноты и обратили бы внимание на любого, кто зашел бы в павильон.

– Я вспомнила, – медленно сказала Генриетта, – я вышла одна довольно поздно вечером... после обеда...