Эркюль Пуаро

– Mon cher, опознать по ней человека – это исключено. Прошло слишком много времени, слишком много, как говорится, воды утекло. Точно сказать можно одно: миссис Везерби, безусловно, была хорошенькой. Это видно невооруженным глазом. Кажется слишком хрупкой и беспомощной, чтобы совершить убийство, но именно так, если не ошибаюсь, все воспринимали и Еву Кейн. Трудно сказать, какая физическая сила требовалась для того, чтобы убить миссис МакГинти: надо знать, каково было орудие убийства, какая была рукоятка, насколько легко им было взмахнуть, насколько острым было острие и так далее.

– Да-да. Ничего этого нам выяснить не удалось... но продолжайте, прошу вас.

– Насчет семейства Везерби могу высказать еще одно замечание: мистер Везерби, если пожелает, может вести себя весьма вызывающе, и, полагаю, иногда он это себе позволяет. Дочь фанатично предана матери. Отчима она ненавидит. Я никак не оцениваю эти факты. Просто принимаю их во внимание. Например, дочь могла пойти на убийство, чтобы уберечь мать, чтобы ее прошлое не стало известно отчиму. По той же причине совершить убийство могла и мать. И даже сам отчим – чтобы «скандал» не стал достоянием гласности. Вы не представляете, сколько убийств совершается во имя того, чтобы не упасть в глазах общества! Ведь Везерби – «милые люди».

Спенс кивнул.

– Если – подчеркиваю, если – публикация в «Санди Комет» – верный след, тогда преступник, вероятнее всего, в семье Везерби, – сделал он вывод.

– Именно. Единственный, кто еще в Бродхинни мог бы оказаться Евой Кейн, – это миссис Апворд. Но есть два обстоятельства, которые заставляют усомниться, что убийца миссис МакГинти – это миссис Апворд, она же Ева Кейн. Во-первых, у нее артрит, и почти все время она проводит в кресле-каталке...

– В романе, – не без горечи заметил Спенс, – кресло-каталка вполне могло оказаться липой, а в подлинной жизни, думаю, все точно, как в аптеке.

– Во-вторых, – продолжал Пуаро, – миссис Апворд показалась мне человеком категоричным и волевым, склонным действовать скорее силой, нежели увещеваниями, а с обликом нашей молоденькой Евы это не вяжется. Впрочем, характеры, конечно же, меняются, и самоуверенность часто приходит с возрастом.

– Тут вы правы, – признал Спенс. – Итак, миссис Апворд? Не исключено, но маловероятно. Теперь другие линии. Дженис Кортленд?

– Думаю, от этой кандидатуры можно отказаться. В Бродхинни нет никого подходящего возраста.

– А вдруг кто-то из женщин помоложе – это Дженис Кортленд, которая хорошо сохранилась? Простите, это я пошутил.

– Трем женщинам тридцать с небольшим. Дейрдре Хендерсон, жене доктора Ренделла и миссис Ив Карпентер. По возрасту любая из них вполне может быть Лили Гэмболлл или дочерью Евы Кейн.

– А реально?

Пуаро вздохнул:

– Дочь Евы Кейн может быть высокой или невысокой, блондинкой или брюнеткой – как она выглядит, мы не знаем. О Дейрдре Хендерсон в этой связи мы уже говорили. Теперь две другие дамы. Прежде всего вот что: миссис Ренделл чего-то боится.

– Боится вас?

– Полагаю, что да.

– Что ж, это важно, – задумчиво произнес Спенс. – Отсюда следует, что миссис Ренделл может быть Лили Гэмболлл либо дочерью Евы Кейн. Она блондинка или брюнетка?

– Блондинка.

– Лили Гэмболлл была светловолосой девочкой.

– Но миссис Карпентер тоже светловолосая. Эта дама пользуется исключительно дорогой косметикой. Красивая она или нет, но глаза у нее необыкновенные. Очаровательные, широко распахнутые синие глаза.

– Послушайте, Пуаро... – Спенс осуждающе покачал головой.

– Знаете, как она выглядела, когда выбежала из комнаты, чтобы кликнуть мужа? Мне вспомнился прелестный трепыхающийся мотылек. Она вытянула руки вперед, будто слепая, задела что-то из мебели.

Спенс снисходительно на него посмотрел.

– Вы просто романтик, мосье Пуаро, – сказал он. – С вашими трепыхающимися мотыльками и широко распахнутыми синими глазами.

– Вовсе нет, – возразил Пуаро. – Мой друг Гастингс, тот был сентиментальным романтиком, я же – никогда. Я до крайности практичен. И скажу вот что: если девушку делают красивой ее прелестные глаза, будь она десять раз близорукая, она нипочем не будет носить очки и научится двигаться на ощупь, даже если очертания затуманены, а расстояние определить трудно.

И указательным пальцем он легонько постучал по фотографии двенадцатилетней Лили Гэмболлл – на ней были очки с сильными, уродующими лицо линзами.

– Так вот что вы решили? Лили Гэмболлл?