Ермак

Кольцо почесал затылок, подумал: «Верно, все берут от вогуличей и остяков, худо им. А казакам мясо, рыба потребны, до весны продержаться. Как быть?».

Старик взял Иванку за руку:

— Русский добрый человек, оборони от хана… Есть надо казаку, Алга и сыны сети ставят, вези вам рыба. Олешек дам. Помогать будем…

В умных глазах вогула ласка, добродушие, предупредительность. Кольцо схватил хозяина за плечи:

— Ну, брат, спасибо. Boт как рады дружбе!..

На стойбище пала ночь. Вспыхнуло и замерцало сияние. Пестрым пологом оно охватило полнеба, колебалось, и одни цвета неуловимо переходили в другие.

Вогул-старик сказал Иванке Кольцо:

— Завтра будет хорошо. Я беру тынзян[33] и ловлю олешек. Дам русским мясо, олешек. Вези!..

На ранней заре Хантазей разбудил казаков. Нарты были нагружены, олени впряжены. Подошел старик:

— Мой Ептома везет гостей. Садись, надо ехать…

Казаки уселись на нарты, Ептома взмахнул хореем и звонко крикнул:

— Эй-лай! — И олешки помчались по твердому насту.

Хантазей ехал верхом и что-то протяжно пел. Свежий ветер относил его голое в сторону. На пригорке стояла Алга, — стояла долго, неподвижно, и снежок порошил на нее, падал на лицо, на мохнатые ресницы, на, крепкие губы. Она словно не замечала этого, прислушивалась к тому, что творилось у нее на сердце.

4

Жить стало сытнее, веселее. Казаки ходили в гости к вогуличам.

Часто в Кокуй-городок наезжал аргиш[34] с рыбой, олениной, брусникой. Ермак угощал вогулов, расспрашивал про места, а в городке в эту пору стучали топоры: плотники ладили сани, чтобы по апрельскому снегу пройти с грузом волок.

Ночи стояли долгие, темные, — волчьи ночи. Савва потешал казаков сказками. И когда в черном небе вдруг вспыхивали сполохи, казаки выбегали на полянку и всё дивились таинственному сиянию. Дивился и Ермак:

— Что за край, что за диковины! Эгей, Савва, сказывай про него!

В тесной рубленой избе, при жарком свете лучины, казаки слушали рассказ попа о неведомой стране.

— На полунощи лежит дивная страна Лукоморье, — многозначительно, глуховатым басом говорил Савва. — Оттуда и струится сей причудливый свет, озаряющий черное небо в глухую зимнюю ночь. Ходит в народе преданье — много там незнаемого и непонятного. Велико богатство той страны, много, сказывают, в ней дивных идолов, золотых баб и медных гусей. По реке Оби можно сплыть в сию страну, где стоят горы, заходящие в луку моря, а высотой до небес.

Строгановский писец Мулдышка, маленький, обросший волосами и прозванный зато Песьей Мордой, вдруг вскипел и закричал на всю избу:

— Не верьте, казаки! На погибель пошли, а ныне Лукоморьем манят атаманы. Нет наших сил!

Ермак вскочил со скамьи. От резкого движения она упала с грохотом. Мулдышка сразу смолк, втянул утиную голову в плечи, забормотал что-то невнятное.

— Казаки, так ли думаете, как сие гусиное перышко, слабодушный человечишка? — спросил атаман.

— Батько, да то голос щенячий. Заскулил кутенок! — с пренебрежением к Мулдышке заговорили казаки. — Ему на печке лежать да подле бабы ластиться!..

— Ну, коли так, спасибо, браты! — поклонился Ер «мак. — А ты, Песья Морда, вон отсюдова. Живо!

Мулдышка съежился и, пятясь, нырнул в дверь. Савва подумал недовольно: «Напрасно батько выгнал кривую душу, затаит зло!».

Казаки потребовали:

— Сказывай, поп, про Лукоморье!

Савва откашлялся и продолжал неторопливо:

— За полтыщи годов до нас холили в дивный край русские люди. О том читывал я в новгородских сказаниях. Приходили сюда с Ильмень-озера купцы и торговали у народов лукоморских моржовые клыки, пышную рухлядь и серебро. И арабы, и персы, и франки, и норманы чистым золотом расплачивались с новгородскими гостями за драгоценный мех…

Как волшебную нить, тянул, ткал свое сказание Савва В словах его — влекущих, обаятельных — в цветистом сиянии полночного неба вставала дивная страна.

— Но оберегают то Лукоморье дикие и опасные люди. Дюже злы они и бесстрашны. Преданье дошло: загнал их за Камень, к полуночному морю сам царь Александр Македонский. А жили они до того в чудных местах, где с неба никогда не сходит солнце И загнал этих человеков — племени Иафета — царь Александр за Русь, в скалистые горы. И в горах с той поры слышен был говор. Сидели дикие человецы в недрах гор, в Камне, и боялись на свет показаться Прорубили они оконца малые, и клич давали новгородцам, когда те приходили в Лукоморье, и протягивали руки, прося железа — ножей, топоров, секир, а в обмен клали в укромном месте рухлядь. А наменявши топоров и секир, выбрались они из гор и стали жить в полнощной стране..

— Чудеса! — насмешливо вымолвил Ермак. — Небыль одна.

— Эх, батька, хоть и не так, как Саввой сказано, а все же душа тешится! — со вздохом сказал Иван Гроза. — Человек без думки — что соловей без песни.

— Это верно, — охотно согласился Ермак. — Но тут где-то Хантазей. Он-то, может, и был в Лукоморье! Эй, милый! — позвал атаман вогулича.

Хантазей поднялся с пола. Хоть многое ему было и непонятно, а слушал попа усердно.

— Скажи-ка, друг, ты был у моря?