Эрнест Хемингуэй

Вторая поездка Хемингуэя в Испанию охватывает время с сентября 1937 по начало января 1938 года. Вместе с ним были Марта Геллхорн и известный журналист Герберт Мэтьюз. Сначала Хемингуэй отправился на Арагонский фронт, там успешно сражалась XV интербригада, которая овладела городом Бельчите. Республиканцы осуществляли наступательную операцию, не имевшую, однако, особого успеха.

Во время одной из поездок, машина с Хемингуэем и другими журналистами подверглась жестокому обстрелу. Все, правда, кончилось благополучно; по этому поводу Хемингуэй мрачно шутил: «Снаряды для всех одинаковы. Если тебя не задело, то и писать незачем. А если задело, то писать уже не придется». Тогда, осенью 1937 года, он проехал более тысячи километров в прифронтовой полосе, мерз, спал в палатках, подвергался риску. Вот одна из характерных зарисовок, касающихся штурма Теруэля в декабре 1937 года: «Мы лежали на вершине холма в цепи испанской пехоты под сильным пулеметным и ружейным огнем. Огонь был такой сильный, что если бы ты приподнял голову с земли, то уткнулся бы подбородком в одну из тех невидимых маленьких штучек, с чмокающим свистом проносившихся сплошным потоком над тобой, после того, как трах-тах-тах пулемета с соседнего хребта повыше сорвало бы макушку с твоей головы. Ты знал, что будет так, потому что видел, как это бывает».

Второй визит в Испанию длился 23 недели. В промежутках между пребыванием на фронте Хемингуэй останавливался в гостинице «Флорида», куда к писателю часто приходили «на огонек» интербригадовцы. Там они могли расслабиться, принять горячую ванну. Помимо того что Хемингуэй «отписывался» во «Флориде» за свои поездки на фронт, он работал над пьесой «Пятая колонна», посвященной будням контрразведки в Мадриде, сражающейся с фашистским контрреволюционным подпольем в столице.

Центральный герой «Пятой колонны», американец Филип Ролингс, фигура, несущая явственные автобиографические черты, — это и типичный хемингуэевский «герой кодекса», и в чем-то новое лицо. Занятый тяжелой и опасной работой, он тоскует о личном счастье, которое олицетворяет для него светловолосая красивая журналистка Дороти Бриджес, предлагающая ему «наслаждаться любовью во всех отелях мира» (ее облик явно напоминает Марту Геллхорн). И Филип Ролингс жертвует личным счастьем во имя выполнения общественного долга. «Впереди пятьдесят лет необъявленных войн, и я подписал договор на весь срок», — говорит Ролингс (III, с. 100). И эти слова почти дословно воспроизводят сказанное Хемингуэем в речи «Писатель и война».

Хемингуэй вернулся в США в январе 1938 года. А в марте он в третий раз отправляется в Испанию, получив известия о неудачах республиканцев: франкисты, имея перевес в тяжелом вооружении, начали неожиданное наступление в Каталонии, вышли к морю южнее Эбро. Хемингуэй был свидетелем отступления, трагического исхода мирного населения, о чем рассказал в очерках «Старик у моста», «Беженцы». Напряженная атмосфера весны 1938 года на Арагонском фронте передана и в нескольких корреспонденциях Хемингуэя: «Бомбежка Тортосы», «Тортоса спокойно ожидает атаки».

Джозеф Норт, видевшийся с писателем в эти горькие дни, вспоминает, что Хемингуэй носил куртку с двумя большими нагрудными карманами. Однажды он, похлопав по ним, сказал Норту слова, крепко ему запомнившиеся: «Справа я ношу свой американский паспорт. Если меня схватят солдаты Франко, я предъявлю им документ с вашингтонскими печатями. А здесь, — он засмеялся и указал на левую сторону, — у меня мандат республиканского правительства Испании, в котором сказано, что я верный друг республики. Трудность заключается в том, чтобы не перепутать и не вручить документы Народного фронта Франко. Поэтому, — продолжал он, — я храню самый дорогой для меня документ в левом кармане, у сердца».