Анита и сама не могла сообразить, с чего так разозлилась. Устала, должно быть, да и по Шону соскучилась. Хрупкий мир в компании был восстановлен, и путники двинулись дальше, разглядывая вывески. Вскоре показался еще один постоялый двор, здесь над дверью были намалеваны скрещенные кирки и над ними — все та же неизменная кружка. Называлось заведение «Возвращаясь из Шампурмы».
— Вот сюда и зайдем, — решила Анита.
Возражать никто не рискнул.
Внутри было темно, как в пещере. Тусклые лампы слегка покачивались над столами, едва освещая блюда и кувшины, а лица тех, кто сидел вокруг, оставались в темноте. Справа доносилось пение — душевное, проникновенное. Пели низкие мужские голоса:
— Ты иди займи столик, — шепнул Аните оборотень, — а я сейчас. Немножко измениться нужно.
Ведьма пожала плечами и направилась в темное прохладное чрево зала. Там маячила скудно освещенная стойка, за которой седой пожилой кабатчик, подперев рукой щеку, задумчиво слушал певцов и отбивал такт пальцами на отполированной кружками поверхности. Метлу Анита осторожно несла перед собой, чтобы не задеть кого-нибудь в темноте неуклюжей палкой. Когда они поравнялись со столиком, за которым пели, Аназия вдруг рванулась — да так, что ведьму развернуло к певцам, и громко объявила:
— Здравствуйте, мальчики!
Моргнув, Анита разглядела красные носы и длинные бороды. За столом расположились гномы. Они тоже удивленно уставились на ведьму — не догадывались, что приветствие произнесла не она.
— Приветик, красотка, — нестройно отозвались бородачи.
Один привстал и подкрутил лампу — стало светлей. Коротышка откашлялся и указал на свободный стул:
— Присоединяйся.
Анита сжала помело и тихо прошипела: «Ты что же делаешь, метлища?» «Кокс нужен…» — задушенно просипела Аназия. Гномы ждали.
— Хорошо поете… — выдавила Анита. — За сердце берет…
— Вот и присаживайся с нами, послушай наших песен, — повторил приглашение гном. — Покушай с нами, мы всегда рады правильному человеку, который хорошие песни ценит! Может, и споем совместно…
Товарищи поддержали его кивками и невнятными, но вполне приязненно звучащими междометиями. При этом коротышки старательно выпрямляли короткие торсы и, кажется, даже вытягивали шеи, чтобы казаться повыше ростом. Анита задумалась: что делать? Отказать неудобно, но соглашаться…
— Спокойно, парни! — громко просипел кто-то за плечом. — Барышня со мной!
Анита оглянулась — и в первый миг никого не увидела. Потом опустила глаза и обнаружила, что на этот раз превращенец обернулся гномом. И каким! Это был самый разгномистый гном из всех гномов на свете. Если у прочих карликов носы напоминали грушу, то у этого — репу, и немалую. Все гномы были обильно бородаты, а у этого бородища клочьями лезла в стороны, буйным водопадом сбегала к сапогам — размера на три большим, чем обувка других коротышек. Плечи были необъятны, грудь — как бочка, глаза светились из-под кустистых бровей, щеки как налитые румянцем яблоки, ручищи — словно лопаты! Вот какой это был гном.
Не дожидаясь приглашения, он придвинул стул и уселся. Обвел гномов взглядом тусклых желтых глаз.
— Ну что? — просипел вновь прибывший. — Только что из Шампурмы? За алмазами в пустынный край плавали?
— Э… — неуверенно проблеял тот, что приглашал Аниту. — Да…
— Первая ходка, — скорее констатировал, чем спросил оборотень. — Знакомое дело. Тяжело небось пришлось?.. С непривычки-то? Эй, хозяин! Всем пива! Я угощаю!
— Здесь порядок такой, что за пивом к стойке самому над… — Чернобородый заткнулся, увидев, как хозяин, повинуясь взмаху лапищи сверхгнома, спешит к их столу с подносом. — То есть спасибо за угощение. А ты… вы… откуда будете? Я что-то не припомню…
— Я моряк, — пояснил метаморф. — Я слишком долго плавал. Эй, хозяин, возьми сколько тебе причитается, да на чай себе не забудь! А то я уж и не припомню, какие монеты в Адигене хождение имеют… Давно я плаваю, давно…