Есенин

   — Есенин любит риск, — сказал Воскресенский. Неробкий по своей натуре, он как-то терялся в общении с депутатом; взгляд Малиновского, неулыбчивый, как бы пронизывающий насквозь, сковывал. — Я бы хотел повидаться с товарищем Петровским Григорием Ивановичем...

Малиновский как будто вздрогнул, щека его дёрнулась резче. Он взял колокольчик и позвонил. Тотчас в двери показалась Аннушка.

   — Дайте нам, пожалуйста, коньяку.

Она ушла, а Малиновский как бы с сожалением признался:

   — Не ладим мы с Григорием Ивановичем. Политическую линию держим крепко, разногласий в основном нет, а спорим всё больше по мелочам, по вопросам непринципиальным. — Он налил в рюмки принесённый коньяк. — За борьбу с самодержавием, Владимир Евгеньевич!..

   — За нашу победу в этой борьбе, — отозвался Воскресенский. От выпитого коньяка потеплело в груди, стало свободней, даже, пожалуй, веселей. — Вам, Роман Вацлавович, ссориться никак нельзя, вас так мало, горсточка, а врагов тьма. Кстати, сумею ли я увидеть сегодня Петровского?

Малиновский внимательно поглядел на него.

   — Сегодня не советую встречаться с ним, — сказал он. — Григорий Иванович вот уже несколько дней не в духе и никого не принимает... Вы где остановились?

   — Пока нигде. Я рассчитывал на Петровского.

   — Почему именно на него? — с оттенком ревности спросил Малиновский и недоумённо пожал плечами. — Странно. Разве ваш депутат он, а не я? Рекомендую поселиться в «Астории». Там вы будете чувствовать себя свободнее и никого не будете стеснять.

Малиновский предостерегал Воскресенского не зря: в эту ночь на квартире депутата Думы Петровского был полицейский обыск. Как сообщили газеты, на квартире, кроме самого хозяина и квартировавшего у него депутата Шагова, задержали непрописанных господина Свердлова и его жену Новгородцеву. Петровскому уже предъявлено обвинение в укрывательстве лиц без определённых занятий и наложен штраф в три тысячи рублей с возможной заменой его двухмесячным арестом.

Заседание Думы началось с важного вопроса: какой подарок должна поднести Государственная дума царской семье в знаменательный юбилей: 300-летие Дома Романовых.

Затем обсуждался запрос социал-демократической фракции об обыске на квартире депутата Петровского. Спешность запроса поддержал даже Чхенкели. Он выбежал на трибуну, невысокий, вёрткий, с торчащими в стороны чёрными вихорками, заговорил торопливо, горячась:

   — Согласно разъяснению Сената, задержание депутата может быть произведено лишь при свершении им самим преступного деяния. Какое же преступное деяние совершил Петровский? Он оставил у себя дома своих знакомых и не потребовал у них паспортов...

Кто-то крикнул из зала:

   — Не все гости ночуют!

Чхенкели продолжал, всё так же кипятясь:

   — По этим основаниям мы настаиваем на спешности запроса.

Едва успел сойти с трибуны Чхенкели, как её занял другой депутат, тучный, лысоватый, в пенсне. Несмотря на свою полноту и громоздкость, он говорил мальчишески тонким голосом.

   — Кто это? — спросил Воскресенский у своего соседа — остроносого человечка в чёрной паре. Тот, не оборачиваясь, ответил:

   — Замысловский, «правый»...

   — Русское законодательство не запрещает производить обыски в квартирах депутатов, — говорил оратор. — Правда, незаконность можно усмотреть в том, что Петровского собираются лишить свободы, но в этом отношении имеется только голословное заявление члена Думы Петровского об его аресте. Насколько оно правдиво, никому не известно. «Правые» Петровскому не верят и потому будут голосовать против запроса.

Загремели аплодисменты в правой стороне зала, и под эти одобряющие хлопки Замысловский победоносно спустился с трибуны.

После него говорил Григорий Иванович Петровский:

   — Полиция ворвалась ко мне на квартиру обманным путём. Это могут подтвердить все понятые и швейцар. Вопрос тут не в личности Петровского, а в неприкосновенности личности депутата. Если сегодня нарушается неприкосновенность личности представителя рабочих, то завтра избалованная власть будет нарушать право «октябристов», затем и «правых ». Уж на что епископ Гермоген[30]

был «правый» из «правых», но и он был заточен. Поэтому Дума должна обратить серьёзное внимание на то отношение, какое правительство проявляет к депутатам...

Послышались хлопки в левой стороне зала. Воскресенский громко бил в ладоши и кричал:

   — Правильно!

Сидящий рядом с ним остроносенький человек что-то пробормотал, открыв мелкие зубы, и отодвинулся подальше.

Депутат Пуришкевич, как только его объявили, побежал к трибуне, вертлявый, как бес, большая, лысоватая голова с узенькой жидкой бородкой дёргалась на тонкой шее. Пуришкевич держался вызывающе.

   — Некоторые члены Думы, ограждаясь депутатской неприкосновенностью, решили перенести свою тлетворную, пагубную деятельность на свои квартиры! — пронзительным голосом кричал он.

   — Что за ерунда? — донеслось из зала.

   — Нет сомнений, — продолжал Пуришкевич, взмахивая костлявым кулаком, — что рабочие стачки имеют руководителей в среде левых фракций...

   — Стыд! — кричали вокруг. — Позор!