Еще не вечер

– Ты так говоришь, а я знаю, произошло, ты только внимания не обратил. – Гуров вновь обнял парня за плечи. – Я тебя немножко рассержу, ты все вспомнишь.

Никогда и никому Гуров не раскрывал секрета своих занудных и бесконечных бесед. Он добивался не подробностей и воссоздания зачастую совершенно ненужной обстановки – стремился довести собеседника до такого нервного возбуждения, так обострить его восприятие, чтобы он мог вспомнить каждую секунду исследуемого времени. И тогда порой человек вспоминал, чего и не помнил. Иногда не вспоминал и расставался с Гуровым убежденный, что разговаривал с человеком неумным, просто бестолковым; такому сто раз одно и то же повтори, а он только мычит да переспрашивает. В общем, прием Гурова иногда срабатывал, а случалось, и нет.

Молодой оперативник устал, и опытный сыщик это отлично видел. Худой парень еще больше осунулся, на виске у него пульсировала жилка, как бы подавая сигнал тревоги. Но Гуров неустанно двигался к своей цели, и Отари перестал на друга злиться, начал слушать с интересом.

Час назад лейтенант категоpически утверждал, что с десяти до одиннадцати на улице не было ни души, а теперь выяснилось, что проехало три машины и велосипедист, прошел почтальон, пробежали две девушки из санатория и проковылял какой-то старик под огромным черным зонтом.

Гуров тоже устал и вытер лицо ладонью:

– Зонт был большой?

– Большой. – Лейтенант вздохнул.

– И лица ты этого человека не видел?

– Не видел.

– А почему ты решил, что это старик?

– Сутулый, шаркает.

– Значит, ты его ноги видел, а лицо нет?

– Так точно.

– А он твои ноги, значит, тоже мог видеть?

Гуров отметил форменные ботинки оперуполномоченного, как только тот вошел.

– Мог и видеть.

– А куда старик пошел, вниз по переулку? – Гуров провел пальцем по чертежу.

– Нет, в этот дом зашел. – Рамиз ткнул пальцем в нарисованный им план.

– В дом или во двор?

– Сначала забор, а потом двор.

– Значит, ты видел, как человек вошел во двор, входил он в дом или нет, ты видеть не мог. Так?

Отари вскочил, пробежался по кабинету, Гуров тяжело вздохнул и тоже встал:

– Поехали, взглянем на место.

Дырку в заборе нашли сразу, следы в раскисшей земле ничего дать не могли.

– Идите в дом, лейтенант, ищите своего старика с большим черным зонтом. – Гуров перешел на «вы» и смотреть в лицо оперативника перестал.

– Я его убью, – сказал Отари, – или он приведет мне этого старика…

– Никого он не приведет, – перебил Гуров. – У человека был складной, скорее всего японский, зонт. Курортники здесь не живут, местные с такими зонтами не ходят. Он постоял здесь. Увидел, как прошел Зинич, как двинулся следом твой парень, и зашмурыгал в другую сторону.

– Нет, я этого парня…

– Почему его? – Гуров очень редко перебивал людей, но тут не выдержал. – Молодой следователь не выяснил, заперт был багажник машины или нет. Оперативник занимался сыском в милицейских ботинках. Ты, Отари, когда утром бреешься, в зеркало внимательнее смотри. Может, там и начальника отдела уголовного розыска увидишь.

Конечно, никакого старика с зонтом в доме не оказалось. Гуров стыдился своего срыва и, чтобы как-то смягчить ситуацию, напросился к Отари в гости. Майор всю дорогу молчал, накрывая на стол, готовя еду, делая кофе, тоже молчал.

– Ну что, мне извиниться? – спросил Гуров. – Ты устал, ошибаешься, я на отдыхе, мне раздражаться не следует. Сделали начальником – я стал хамом, старею.

Отари поставил перед Гуровым тарелку с горячей картошкой и овощами, бутылку коньяку, сел за стол, начал молча есть.

Лицо у майора было как у большого ребенка, которого поставили в угол. Хоть и заслуженно, но все равно обидно: вырос уже в углу стоять, надо бы прощения попросить, да слова забыл.

– Я говорил, – Гуров ел, обжигаясь. – Предположений у нас много, фактов мало, сегодня очень серьезный факт прибавился. Человек ниоткуда взяться не может и исчезнуть в никуда не может. Утром этот человек был лишь плодом нашей фантазии.

– Твоей фантазии, – поправил Отари. – Я тебе не верил.

– Сейчас мы имеем реальную фигуру. Вяжется цепь: особняк, Зинич, неизвестный, звонок твоему начальству. Значит, мы ничего не придумываем, мы пока не можем ухватиться, тем более что-либо доказать.

– Хорошо, Лев Иванович, ты прав, – сказал Отари. – Я с людьми недорабатываю. Почему ты вцепился в Рамиза? Я должен понять; ты уедешь – я останусь.

Гуров решил, что уже сгладил свою грубость и отвлек Отари, пора забыть обиду и двигаться вперед. Услышав вопрос, он вновь почувствовал раздражение, чуть было не ответил резко, еле сдержался. Он привык в служебных разговорах придерживаться деловой логики, а не выяснять личные отношения. Ни черта он не хочет узнать, желает оправдаться, доказать, что и провал оперативника, и успех Гурова – дело случая.

– Может, не будем? – миролюбиво спросил Гуров.

– Нет, будем.