«Не пистолет и уж, конечно, не нож, именно яд, – думал Гуров, стараясь не смотреть на труп, на Таню и Артеменко. – Я виноват, должен был предвидеть. Почему девочка? – К Майе он относился без всякой симпатии и уж девочкой-то ее никогда не называл. Несколько минут назад циничная, агрессивная, она лежала сейчас, как все люди, совершенно беззащитная перед смертью. – Почему девочка, кому она мешала, зачем?»
Гуров сжал пальцами виски, пытаясь максимально сосредоточиться. Смерть Майи выбила его из реальной жизни, разрушила задуманный им план действий. Необходимо быстро перестроиться, но для того, чтобы схватить змею, надо хотя бы представлять, где у нее голова, а где хвост.
Артеменко медленно поднялся и начал двигаться вдоль стены, стараясь держаться от тела как можно дальше.
– Сядьте на место, – механически сказал Гуров.
– Мне надо в свой номер. – Артеменко опустился в кресло, удивляясь собственной наивности. Никуда его не выпустят.
Можно попроситься в туалет, но подполковник обязательно выйдет за ним, и, кроме унизительной сцены, ничего не получится. Надо сидеть смирно, если он начнет дергаться, только привлечет к себе внимание.
В коридоре раздались голоса, шаги, первым к стоявшему в дверях Гурову подлетел Отари. Гуров дал возможность майору заглянуть в номер, обратился к следователю прокуратуры:
– Вот такие дела. Девушка, которая сидит в кресле, – офицер милиции, если вы разрешите, я ее заберу, вы сможете допросить ее чуть позже.
Следователь прокуратуры, худощавый немолодой человек в простом полотняном костюме, оглядел место происшествия, повернулся к стоявшему за его спиной врачу:
– Начинайте. – Потом внимательно посмотрел на Гурова: – Старшего лейтенанта я знаю. Если она вам нужна… – Он пожал плечами. – А мне, Лев Иванович, вы ничего не хотите сказать? Вы, как мне успели сообщить, человек опытный.
– Пожарник, в присутствии которого спалили дом, должен заткнуться. – Гуров взглянул на Отари. – Где Екатерина Иванова?
– Дорогой, зачем нужна горничная? Сейчас до нее?
– Товарищ майор! – Гуров сдержал себя, вздохнул, повернулся к следователю. – Здесь яд, думаю, девочку убили по ошибке. Хотя и не поручусь. В номере находится человек опасный. Не выпускайте его из подозрения, не разрешайте вынимать что-либо из карманов.
– Хочу официально заявить, – Артеменко, за которым Гуров продолжал следить неотрывно, подбежал к дверям, – когда я вошел в номер, девушка уже была мертва! У меня есть свидетель! Задерживать меня вы не имеете никакого права.
– Владимир Никитович, умерла женщина, которую вы любили, – сказал Гуров. – Ведите себя достойно.
– Я не могу, не могу здесь находиться! – Артеменко почувствовал, что нашел выход из положения. В данной ситуации истерика не только допустима, но и естественна. – Хотите задерживать, задерживайте, приставьте охрану, заприте меня в моем номере! Только не здесь, будьте людьми!
Следователь увидел, как Гуров отрицательно покачал головой, и сказал:
– Я вас понимаю, однако порядок нарушить не могу. Доктор, помогите товарищу.
Врач делал Артеменко укол, а Гуров жестом вызвал Таню.
– Отари, мне нужна машина. А сейчас пройдите оба ко мне в номер.
Толик, не знавший о случившемся, сидел за столом и сочинял. Он считал себя очень хитрым и, написав слово правды, окружал ее частоколом лжи, пытаясь за ней спрятаться.
Гуров бегло просмотрел его творчество, бросил листки на стол.
– Несколько минут назад убили человека, ты можешь оказаться соучастником.
По выражению лиц Тани и майора Антадзе Зинич понял – его не запугивают. И порвал свою исповедь на мелкие кусочки.
– Все, все! – Зинич схватился за грудь.
Гуров махнул на него рукой:
– Товарищ майор, потолкуйте с гражданином. Через десять минут я должен знать правду.
Когда майор вывел Зинича из номера и закрыл за собой дверь, Гуров указал Тане на кресло, сел сам, достал сигареты.
– Какой-то кошмар, так неожиданно. – Таня запнулась. – Извините, товарищ подполковник, вам нужны факты, а не эмоции.
– Давай подряд, с момента, как мы расстались в коридоре. – Гуров закурил. – Напоминаю, Майя позвала Зинича, вы вошли в номер.
– Мы вошли в номер, – повторила Таня. – Я зашла в ванную, дверь за собой не закрыла, причесывалась. Да, в номере, естественно, никого не было. Тут же зазвонил телефон, Майя сняла трубку и сказала: «Отстань, все ты врешь, мне надоело!» – и бросила трубку. На столе стояла бутылка коньяку. Майя налила в два стакана, сама выпила, мне не предложила, лишь кивнула. Затем она сказала: «Начинать новую жизнь пошло, но я попробую. Татьяна, я выйду замуж, рожу сына, растолстею. Представляешь? Начну жить скромно, от зарплаты до зарплаты, проживу долгую, скучную жизнь, и, когда тихо умру, надо мной фальшиво поплачут». Потом она… – Таня задумалась, – она открыла гардероб, что-то достала, кажется, из кармана своего голубого жакета. Знаете, у нее такой наимоднейший жакет, приталенный, с подкладными плечами?
Гуров наимоднейшего жакета не помнил, но согласно кивнул.