Ещё один плод познания. Часть 2 (СИ)

И, летя с нею над огромным морем, за которым постепенно скрывалась страна его боли - и первой, неисцелимой, и той, что взрезала над коленом в тот миг, когда он с товарищами уничтожал машину террористов, - он рассказал ей... "Вы - первая НЕ жившая здесь, кому я об этом..." Рассказал про городок из стеклянных башенок, про сияющие глаза Ноэми... и про то страшное утро... А потом - про всё, что было дальше... И про огненное древо, поглотившее не только чудовищную автобомбу и тех, что готовили её, но - это всегда пребудет на его душе, - и неких безвестных, беззащитных, маленьких, волею исчадий оказавшихся там, вблизи... И Аннет вроде бы почти и не останавливала его, чтобы переспросить, уточнить что-то, - Мишель даже волнуясь умел говорить красочно, выразительно и не упуская деталей, - но...

- Знаешь, - сказал он ей сейчас, двадцатью годами позже, взяв чашку с тумбочки у окна и отпив чуть остывший чай, - ты слушала меня тогда, в самолёте, так, что и взглядом, и слезами, когда я о ТОМ... и жестами - как будто "подзаряжала"... Тогда ещё не было мобильных телефонов, а то бы мне так, наверное, и подумалось глядя на тебя... Ты "творчески" слушала, с некоей самоотдачей... Как знать, не именно ли поэтому...

Не именно ли поэтому - так думалось ему много позже, - и слетело в один из моментов с его губ "Понимаете, НОЭМИ"... Они оба, вздрогнув, застыли на мгновение... Господи, как же это я... она же сейчас уйдёт, это же я... ударил её... - взрокотало в мыслях бешеным водопадом; даже глупое "простите" так и не успело выговориться... И теперь уже именно он был столь же уязвимым и дрожащим, сколь Аннет несколькими часами раньше в аэропорту; а она - да, в этот раз настал именно её черёд, - вдруг произнесла успокаивающе-мягко: "Мишель, эта ваша ошибка - самое доверительное из всего, что могло бы прозвучать... и самое трогательное... Это... вы меня тем самым словно впустили в храм, в личный свой храм..." И тут он опять почувствовал, что его "качает", - и выпалил: "Я не хочу, чтобы ты уходила оттуда, Аннет!.." Она опять вздрогнула... очень смутилась - щёки матово заалели, - и быстро, сбивчиво, лишь бы не делать пауз, заговорила: "Ты далёк от традиции... ты не знаешь, наверное, но есть такое понятие - посланничество... каждый послан для чего-то в эту жизнь; и Ноэми жила не напрасно... ею в твоей душе выращено очень многое... а когда-нибудь в вечности мы все сможем, наверное, по желанию своему становиться, когда захотим, и детьми... и ты побываешь опять маленьким Мишелем, и прилетишь на ту её серебристую маленькую планету, и сделаешь ей Красную Шапочку... и вы достроите..." И, не давая ему ничего сказать, продолжала: "Знаешь, ведь вот в сказках желания исполняются - и это очень верно, потому что... вот мне маленькой, бывало, говорили, как, должно быть, всем детям - мало ли что ты хочешь... а я с обидой думала - да как же это может быть; если мои желания не важны, то и я сама ничего тогда не стою... потому что ведь из чего же мы состоим, если не из своих желаний... ну, и из своей памяти, конечно... и всё должно сбыться..." И, когда она умолкла, Мишель не стал нанизывать на цепочку её слов фразу о желаниях, из которых состоит он сам, а просто взял её руку и очень тихо повторил: "Я не хочу, чтобы ты уходила, Аннет. Ни сейчас, ни потом... никогда..." Она не отняла руки, уткнулась взглядом в сеточку для рекламных журналов на спинке сиденья перед собой и сказала: "Ты лучше кури... дай я посижу несколько минут молча, мне надо всё это осознать..."

И было ясно - она тоже не захочет уходить, никуда уже не уйдёт...

А через пару минут стюардесса подкатила столик с напитками, и Аннет взяла чай, а Мишель попросил вина... А рук они так и не разъяли... И она вдруг сказала: "И ведь я знаю тебя едва ли больше трёх часов..." Они не разъяли рук, и она склонила голову на его плечо: "Дай уж мне спрятаться от... уж не знаю, как бы и назвать... пойми и не говори пока ничего, ладно?.." Вот так всё между ними окончательно "уяснилось".

- Знаешь, на чём я закончил бы серию "фильма", который сейчас мысленно прокручиваю сам себе? - спросил он. - На том, как за окном развернулось искрящееся полотнище города и объявили, что скоро посадка... и мы с тобой сидим за руку... и мне уже ясно, что ты никуда не уйдёшь... Слушай, - перескочил он вдруг, как бывало зачастую, на иное, - я открою тебе файл с продолжением "Сказания"... ты читай, я посижу рядом, сбоку... может быть, хотя бы это избавит тебя, Аннет, от опасений, что я на что-то сам себя обреку...