Еще один шпион

Ну, ладно. Середова отправил, Бородько, Заржецкого. И Рудина тоже. Еще двое суток проболтались они в метро. В новостях потом корреспонденты рапортовали, сколько нелегалов повыловили, косяками тянули, как сельдей, и картинку показали из спецприемника: таджики-гастеры топчутся на пятачке за сеткой, бормочут что-то, ботинки свои разглядывают. Таджики, б…дь! Они что там, кавказца от таджика отличить не могут?

И пошло-поехало. Евсеев волосы на себе рвет, ходит оскаленный, как после того разгона, но поделать ничего не может. Теперь новая фишка: надо усиливать наземные патрули, обходить по всяким темным адресам, где нелегалы блох кормят — и нас под это дело тоже подписывают! Нас, «тоннельщиков»! В полном составе! То есть и Пыльченко подписывают, и даже меня!

— Юра, — говорю. — Юрий Петрович. Товарищ майор… Да я лучше рапорт сразу, чем этой херней страдать! Участковые должны по адресам ходить. Курсантики из школы МВД. Эти, как их, добровольные дружинники. Вот они — должны. А у меня — секретный спецвзвод! У меня горизонт один, горизонт два, участки с первого по двенадцатый, горизонт три! Вот где наши адреса, вот где мы должны обходить, раз уж так надо! Кто там будет вместо нас? Вася, Степа, Пал Васильич какой-нибудь из «опорняка»?.. А тот самый гад-террорюга, который завтра еще с полсотни людей положит, он, вполне возможно, сейчас в общаге какой-нибудь в Мневниках, в тапочках на босу ногу, плов себе готовит на общей кухне… Нормально, да?..

— Может, успокоишься все-таки? — посмотрел Евсеев.

— А чего? Ведь именно там террористы водятся, в общагах, живут по три-четыре семьи на бокс, а пластит под подушками прячут да в матрасы набивают! Это все знают!

— Не издевайся. По-разному живут. Цаха Шатоева и Селимат Мансурова не в пентхаузе здесь ютились, как тебе известно, — напомнил Евсеев.

— Да пол-Москвы таких! Это пол-Москвы надо прошерстить и в душу заглянуть! И все без толку!

Евсеев как-то даже весело уставился на него, будто вот сейчас расхохочется в голос и пойдет чечетку отплясывать от всей этой хренотени. Потом поднял бровь.

— Вот и выполняйте приказ, Синцов. Отправляйтесь в патруль и шерстите с толком! Покажешь, как это делается!

— Толк от меня вот там может быть, — Леший ткнул пальцем в пол. — На тот случай, если этот предполагаемый гад все-таки не в общаге торчит, а по теплакам сейчас пробирается. В полной экипировке. И уссыкается с нас.

— Товарищ майор! Вы не в кабаке! Выбирайте выражения!

Евсеев перестал улыбаться. Не терпел он развязного тона и таких словечек. Леший сразу понял, что перегнул палку. Спасло его только то, что в кабинет вломился начальник секретариата подполковник Огольцов, со своей отвисшей губой, вечным огнем в глазах и журналом контроля прохождения документов под мышкой. Он замер на пороге, как дьявол, явившийся к грешнику, чтобы низвергнуть его в ад, зловеще раскрыл журнал, заложенный на нужной странице.

— Что-нибудь случилось, Василий Кириллович? — спросил Евсеев.

— Случилось! Грубое нарушение исполнительской дисциплины случилось! — просвистел Огольцов паровозом, поскольку голоса от возмущения у него, похоже, не осталось.

— Жалобу гражданки Поликарповой вы когда получили? Тридцать два дня назад! А каков результат ее рассмотрения? Где ответ заявительнице? Какие приняты меры?

— Мы разобрались, товарищ подполковник, может, просто копию забыли передать, — принялся оправдываться Евсеев.

Но Огольцов его перебил.

— Вот журнал. Никаких отметок об исполнении. Ни штампа отправки. А ведь речь о нарушениях в «минусе»! А потом — взрывы в метро! Люди погибли!!.. Вот цена безответственности и неисполнительности!

Евсеев опустил голову и уткнулся взглядом в пол.

* * *

— Там пацанов наших нет случайно?

По телефону ее голос звучал иначе — более по-детски, что ли. Хотя детский он и есть, при живом разговоре на это просто не обращаешь внимания. На многое не обращаешь внимания, когда говоришь с красивой девушкой.

— Наших — это каких? — переспросил Крюгер. Он только вошел в «Козерог» и еще не успел осмотреться.

— Рыба, Вампирыч, кто там еще… Айва еще этот странный.

Сегодня в «Козере» почти безлюдно. Главное, кавказцев ни одного, даже носатый, которого готы прозвали Ресничкой, не пришел. Крюгер на ходу кивнул бармену Мише и двум эмо-дегенератам за стойкой, которых даже не помнил по именам.

— Никого нет, — сказал он, усаживаясь на свое обычное место у окна. — Мой столик сегодня свободен.

— Тогда я подъеду через десять минут, ладно?

Крюгер не торопился с ответом. Приедет, конечно, раз сама так решила. Она девушка решительная. Но это ее инициатива, он на аркане никого не тянет.

— Зачем тебе все это? — спросил он прямо.

— Нам надо поговорить.

— Уверена?

— Да.

— Ладно, подъезжай.

Приехала ровно через десять минут. Пан Запальский, охранник на входе, радостно поприветствовал ее как старую знакомую, чуть не честь отдал, хотя Пуля здесь бывала раза два, ну три от силы. Самолично проводил к столику Крюгера, отодвинул-задвинул стул, церемонно так, с полным уважением.

— Для пана Крюгера все самое лучшее и свежее!