«Если», 1991 № 01

Формула преступления, то и дело совершаемого работниками телевидения за государственные деньги, состоит в том, что такие передачи ведутся в обход разума, за его пределами. В сущности, вся советская идеологическая система нацелена на оглупление, на обход разума и логики. — только так можно долгие годы культивировать кнут как способ управления и отсутствие пряника как способ воспитания любви к кнуту. Наивно было бы думать, будто ТВ получает от правительства определенные суммы в свой бюджет по статье «оболванивание масс». Такой отдельной статьи нет. Для оболванивания предназначен весь бюджет целиком, а какие-то отдельные правдивые программы не приживаются на ТВ, тем самым подтверждая правило, что государственное телевидение, это вечернее электронное развлечение для всех, должно не развивать мысль и чувство, а глушить их. НЛО, астрологи, круглосуточный рок и, наконец, сеансы массового телевизионного лечения — это не просто данность, существующая во всем мире где-то в углу информационной культуры, на оккультных задворках, на потребу самым неграмотным, тупым, обманутым и несчастным. У нас этот культ бессмыслицы возведен в ранг государственной политики. Что смотрят по телевидению? Сеансы Кашпировского, мрачно-чувственные предсказания супругов Глоба и заседания народных депутатов всех уровней.

Вы скажете, что депутатов я привлек сюда напрасно? Рискую показаться политическим грубияном, но объяснюсь. Уже два года мы с вами, как приклеенные, по вечерам выслушиваем все то, что на съездах и сессиях с утра наговаривают наши избранники. Всем и все уже ясно. Ясно, что почти двухлетние массовые переговоры на тему «так жить нельзя» не принесут нам ничего, кроме тоскливого желания крушить все вокруг. Ясно, что разговоры о народовластии, якобы наступившем по воле избирательных комиссий, также беспочвенны, как и любимый тезис Брежнева о «самой яркой демократии земли». Ясно, что партаппарат, занявший лучшие места в перестроенном варианте управления, не способен (а с чего бы это вдруг?) увести страну от экономической аннигиляции.

Почему мы тогда вновь и вновь включаем второй канал?

Потому что это затягивает, как зрелище вулкана, истекающего лавой. Как фильм о катастрофах всех времен и народов с момента изобретения кино. Как зрелище, от которого я не мог оторваться в юности: на Самотечной площади тогда еще не было путепровода, зима стояла гнилая, мокрая, вдруг ударил мороз, и Садовое кольцо мгновенно превратилось в ледяную дорожку — по ней слева, от Каретного ряда, и справа, от Колхозной площади, в котловину Самотеки беспомощно сползали автомобили, слепо вращаясь и стукаясь бортами, дверцами, радиаторами, а водители просто плакали, не в силах ничего предпринять. Мы стояли с друзьями полчаса, час, два; собралась толпа, начали считать, сколько машин разбилось — семьдесят… восемьдесят две… сто шесть… Но потом пришли два пескоразбрасывателя, проутюжили лед, машины вновь обрели самостоятельность и подвижность — крепко битые оттащили в сторону, легко раненые уехали сами — и толпа мгновенно растаяла. Кончился бой быков, публика насытилась видом крови и вспомнила об обеде… От наркотического зрелища, от гипноза мы вернулись к жизни. Но при первых звуках автомобильной ли, футбольной, или депутатской корриды впадаем в то же оцепенение и будем глазеть, глазеть, глазеть…

С чего это, спросит читатель, я так взъелся на безобидные, в общем, передачи и телетрансляции с депутатских форумов, которые позволяют каждому оказаться в курсе «государственных дел». Да потому и взъелся, что этот бесконечный спектакль как раз уводит нас от государственных дел, поскольку нельзя признать государственным делом бесконечное производственное совещание. Поздним вечером мы сидели в номере гостиницы «Москва» с тремя народными депутатами, и я задал им простой вопрос: «Скажите, друзья, кто внушил вам мысль, что вы — крановщик, водитель и директор совхоза — как раз те люди, которые и должны работать в парламенте, обсуждать законы и бюджеты, назначать министров и прокуроров? Кто убедил вас в том, что стоит бросить то дело, которое вы хорошо знаете — кран, баранку и совхоз — и стать депутатами, как все проблемы этой несчастной страны вам удастся немедленно и благополучно решить? Кто, наконец, уговорил вас, что государственные дела должны делать такие, как вы, дилетанты, любители, а вовсе не профессионалы — финансисты, юристы, социологи, специалисты по труду, по национальным вопросам и так далее?» «Ты прав, — сказали они. — Мы сами об этом уже думаем, ведь все это — большая самодеятельность. Надо бы отказаться, но вроде неудобно…»