«Если», 2008 № 07

– Я подвел вас, господин Эрстед, – наставник трижды поклонился. Лицо его оставалось невозмутимым. Лишь голос выдавал огорчение. – Я не смогу проводить вас, как обещал. Неотложное дело требует моего присутствия. Низкорожденный сознает вину и раскаивается. Не считайте меня лгуном – есть обстоятельства, которые выше нас.

– Когда мне зайти? Вечером? Завтра?

– Не беспокойтесь, наша договоренность остается в силе. Мой сын без промедления отведет вас к Лю Шэню. Там вас ждут и примут, как полагается. Извините, я должен спешить…

– Куда вы?

Вместо ответа господин Вэй зашагал дальше.

– В Запретный город, – ответил сын мастера. – Отец хочет принять вызов.

– Какой вызов?

– Телохранитель полномочного посла королевства Рюкю, некий У Чэньда, бросил вызов всем желающим. С палкой он стоит на площади Милосердия. Говорят, уже поверг наземь шесть противников.

– У Чэньда? Откуда у рюкюсца ханьское имя?

– На родине его зовут Мацумура Сокон. Имя У Чэньда – «Постигающий искусство воина» – дал ему мой отец. Рюкюсец брал у него уроки. Отец легкомысленно относится к необходимости хранить секреты мастерства…

Вэй-младший прикусил язык, сообразив, что хулит отца при варваре. А Эрстед подумал, что рюкюсец помешался от скуки. Или климат свел телохранителя с ума – люди, родившиеся в тропиках, плохо переносят холодные зимы. Идти на площадь, размахивать палкой, отвлекать уважаемых людей от занятий, способствующих прогрессу…

Так или иначе, приходилось довольствоваться малым.

– Вы проводите меня?

– Разумеется. Пин-эр, вели слугам запереть ворота. Пусть соберут и вычистят одежду, брошенную во дворе. Я скоро вернусь.

Попрощавшись с отцом Аввакумом, Эрстед двинулся за Вэем-младшим. Князь Волмонтович шел позади. В черных окулярах, с тростью, он был бы похож на слепца, когда б не уверенная поступь.

В харчевне шумно радовался хозяин – долговязый варвар оставил на столике щедрую плату. Служанка раскрывала окна, чтобы запах опиума выветрился. А в небе, раздвинув занавеси туч, появилось солнце – впервые за долгий срок.

2.

Снаружи лаборатория мало отличалась от иных государственных зданий – присутственных мест, канцелярий и библиотек. Черепичная крыша с загнутыми коньками, золоченые балясины. Мозаика оконных переплетов – в каждую ячейку вставлено отдельное стеклышко. Красиво, спору нет. Но света через такое окно проходит заметно меньше: переплет занимал добрую половину площади.

Здесь все было «слишком». Слишком ровно уложенная брусчатка мостовых. Слишком яркие краски: бирюза, кармин, изумруд. Чрезмерно, до приторности вежливые китайцы. Обилие украшений на всем, что попадалось на глаза. До блеска вылизанные полы в домах…

Что там, в домах! – на тротуаре соринку надо с лупой искать.

Игрушка, выстроенная напоказ, для глупых варваров. Пусть ахают и завидуют, принимая иллюзию за чистую монету. А мы тихонько посмеемся над дурачками. Эрстед знал, что не прав: кварталы знати, и Запретный Город в особенности, представляли разительный контраст с трущобами окраин, – но ничего не мог с собой поделать.

Впечатление прочно обосновалось в душе.

Князь сказал, что обождет в беседке. В химии Волмонтович не разбирался, а опасности в посещении лаборатории не видел. Взорвется колба с «адской смесью»? Увы, тут он бессилен: «Из пожара, если что, вытащу. А следить за вашими шипучками, дорогой друг – увольте».

– Это займет много времени, – предупредил Эрстед.

– Я привык к одиночеству. У меня есть любимая трубка и томик стихов господина Андерсена.

– Опомнитесь, князь! Какой томик?

– Перед отплытием из Копенгагена я отдал переплести часть рукописей этого шалопая. Вот, извольте видеть: «Жалоба кота», «Умирающее дитя», «Чахлый поэт»… Ага, новинка: «Ужасный час». Господин Андерсен заверял, что это – исключительно комические названия. Значит, скука мне не грозит.

Ажурная беседка, увитая засохшим плющом, походила на скелет чудища. Наслаждаться поэзией в клетке, насквозь продуваемой колючим ветром? Бр-р-р! Эрстед зябко передернул плечами. Впрочем, за князя он не переживал. Казимир с отменным равнодушием принимал холод, жару, дождь, снег – и никогда ничем не болел.

Глядя на невозмутимо удаляющегося Волмонтовича, хотелось поскорее оказаться под крышей, в тепле. Выпить горячего чаю, а то и чего покрепче…

Двери отворили без промедления: гостей ждали. Однако за дверьми никого не обнаружилось. Резные створки открывались при помощи механического устройства, приводимого в действие изнутри. Эрстед усмехнулся: любят азиаты пустить пыль в глаза! Взору предстали еще одни створки – без резьбы, зато с росписью. Драконы, лотосы, карпы-губошлепы плывут против течения…

Толком рассмотреть «красоту» ему не дали. Вторые двери распахнулись, и Вэй-младший сразу начал кланяться, как фарфоровый болванчик.