«Если», 2008 № 07

Проклятый Мацумура явится к ней. Доброй волей, не иначе. Отец пришел к рюкюсцу сам на злополучную площадь. Значит, все повторится. Только исход будет другим. И дочь вернет похищенную честь обратно в семью.

История с пьяницей – добрый знак. Точно так же держал тигра за уши богатырь У Сун, сражаясь со зверем на перевале Цзинъян – и молотил кулаком по голове, пока тигр не издох. Небо благосклонно к упорным.

Собака шла по следу вора.

– Ведомая местью, от мести сбежишь… Пин-эр остановилась.

Она устала и вспотела. Жара, влажный воздух – климат острова не благоволил к гостям с севера. Рощу она успела миновать. По обочинам дороги тянулись мангровые заросли. Пятнистой шкурой хищника мелькал орешник, обещая знатный урожай. Высились пальмы, удивительные и надменные.

Часть пальм лежала, повалена ветром – буря не терпит гордецов.

Дорогу Пин-эр преграждала женщина средних лет – в белых одеждах, в головной повязке цвета снега. Ее шею украшало ожерелье из нефрита. Казалось, заколка, отданная за миску каши, сбежала от торговца к новой владелице, где и разрослась в целую гроздь бусин.

Центральная бусина формой напоминала коготь.

– Пришла собакой, сбежишь от пса. Это справедливо. Можно уйти от врага. От палача. Даже – от смерти. Но нельзя уйти от справедливости.

Говоря, женщина мелко подергивалась всем телом.

—  Кто ты? – спросила Пин-эр. Страха она не испытывала.

—  Юта. Юта-синма.

—  Это имя?

– Нет. – Увидев, что девушка не поняла, женщина перевела на китайский: – Трясучка.

– Шаманка?

Пин-эр вспомнила, что даос, друг отца, рассказывал: шаманы, которые мало трясутся во время камлания, считаются слабыми. Контроль духовной силы, когда божество нисходит в человека, выглядит жутко для непосвященного.

– Да. Это моя роща.

—  Ты одержима?

—  Разве не видно?

—  Ты пророчишь?

—  Не знаю. Не мне решать.

—  Мне повернуть обратно?

—  Зачем спрашивать, если не повернешь?

—  Тогда не загораживай мне путь.

– Путь? – шаманка расхохоталась низким, мужским голосом. – О боги! Взгляните на эту дуреху! Кто же силой гонит мстительных духов? Кто укрощает их властью? Мстительного духа изгоняют вежливостью и сочувствием…

Продолжая хохотать, приплясывая и содрогаясь, она исчезла в зарослях. Но долго еще из глубины доносились смех и возгласы: «Путь! Она сказала: путь…»

3.

На террасе замка Сюри сидел каллиграф.

В задумчивости он смотрел на океан, открывающийся с высоты. «Четыре драгоценности кабинета» ждали на низком столике – кисть, чернильница, тушь и бумага. Но каллиграф не спешил приступить к делу.

Он любовался волнами.

—  Так ты не пойдешь? – спросил самурай, стоявший у перил.

—  Нет.

—  Она ждет тебя, Мацумура. Я уверен: ей нужен ты.

– Ты прав, друг мой, – ответил каллиграф. – Она ждет меня. Вот поэтому я и не пойду.

– Но почему?!

– Взгляни на воду. Когда нет ветра, океан пишет в стиле «гёсё» – полукурсивом. Линии плавные, скругленные, как очертания женского тела. Стоит ветру усилиться, и стиль меняется на «сосё» – курсив. Стремительное, размашистое движение, кисть не отрывается от бумаги… Лишь во время бури океан пишет «уставом», отделяя одну линию от другой. Я не люблю бурю.

—  Ты? Который сам – буря? Все говорят…

—  Не повторяй глупости. Даже если их говорят все.

Самурай поморщился. Каллиграфия и океан мало заботили его. А склонность Мацумуры отвечать на манер дзенских коанов, уводя беседу в сторону, и вовсе раздражала. Мы говорим о серьезных вещах, а не дудим в железную флейту без отверстий!

– Она ведет себя оскорбительно, Мацумура. С китайцами – вежлива и обходительна. Даже приняв вызов, никогда не калечит земляков. Они зовут ее Большой Мамочкой. Но стоит явиться кому-то из нас…

Мацумура улыбнулся, отметив это «из нас».

– Что ты смеешься? – вспылил японец. – Ты самурай или кто?

– Я – пейтин. Служилый человек. Знатный пейтин-доно, если угодно. Среди рюкюсцев нет самураев. Еще нет.

Улыбка исчезла. Каллиграф вздохнул. Он понимал: это ненадолго. Рано или поздно Рюкю лишится статуса королевства, превратясь в японскую провинцию. Мацумура заранее представлял, как это произойдет, и горевал, не в силах изменить судьбу мира.

Тем же способом бандиты берут под контроль лавку на базаре.

На рейде Наха стоят корабли далеких стран. Их капитаны добры и предупредительны. Они предлагают защиту, наперебой обвиняя соседа в агрессивных замыслах. Капитанам вежливо отказывают, но они настойчивы. Обычное начало конца. Сейчас редкие, скоро корабли далеких стран зачастят на Утину. Послы, шпионы, торговцы, солдаты. Начнутся стычки с чужими матросами. В ответ король прикажет усилить гарнизон.

И начнет подписывать мирные договора – один за другим.

Тогда вмешается микадо – кто б ни сидел в тот черный день на троне Ямато! – и велит прекратить отсылку дани в Поднебесную. Следующим шагом станет ввод в королевство японских войск. Арест короля; наверное, почетная ссылка в Токио. Еще шаг – война двух империй, островной и материковой, за лакомый кусочек. Но война уже ничего не изменит.

Лавка взята под контроль – и быстро обнищает.