Мацумура надеялся, что не доживет до этого. Он не знал, что надежды тщетны. Боги смеются над людьми. Кое-кому они даруют долгую-долгую жизнь, чтобы смеяться долго-долго. Доживет, личный телохранитель трех королей с лихвой доживет и увидит своими глазами…
— Пейтин, самурай! – возмутился японец. Его звали Исэ Нобута-ка, и он служил в местном представительстве князей Симадзу, в свите дзайбана бугё – наместника клана Сацума. – Слова разные, а мы – одинаковы! У нас мечи за поясом!
— Нет, друг мой. И мы разные, и наши мечи. Ваши дома – легкие, с перегородками из бумаги. Их проще восстановить после землетрясений. Наши дома – из камня, а крыши – из черепицы. Они выдерживают натиск тайфуна. Вы предпочитаете рыбу, мы – свинину. Ты называешь мой остров Окинавой – «Веревкой-в-море». А это всего лишь наше старое название – «Адзинава», «Место рыбной ловли вождя». У вас зимой выпадает снег. А я впервые увидел снег по дороге в Пекин. И наконец… – Помолчав, Мацумура тихо подвел итог: – Вы – закрыты от чужаков. Мы – открыты для гостей. Разные, очень разные. Не беспокойся, это скоро закончится.
— Оставим споры, – Исэ внезапно успокоился. – Честь всегда остается честью. Ты обязан принять вызов!
— Вызов? А что, был вызов?
— Конечно! Ее поведение вызывающе…
— Я знал, что нравлюсь женщинам. Моя жена еще до свадьбы бурно проявляла свою любовь. Однажды я хотел поцеловать ее тайком. И очнулся через два часа привязанным к дереву. Никогда не думал, что меня, женатого на дочери мастера Ёнаминэ, станут сватать к дочери мастера Вэя…
Улыбка вернулась на лицо каллиграфа. Красивый, статный мужчина, телосложением скорее похожий на европейца, с высоким лбом мудреца и острым взглядом хищника, Мацумура Сокон и впрямь нравился женщинам. С вызовами тоже все было в полном порядке. Нашли ужасного быка-исполина? Иди, герой, круши животину! Король решил, что лучше других освоил двойной удар ногами? Где наш любимый телохранитель?!
Зашел в гравировальную лавку? Всякий гравер мнит себя великим поединщиком…
— Я расскажу тебе, – Исэ решил, что убедил друга, – как она дерется. Я дважды наблюдал за схваткой. Эта сучка не делает из занятий секрета. Много прыжков…
— Резкое сближение и отход. Кружит вдалеке, тесного боя избегает. Стойки высокие, как у журавля. Удары ногами – низкие. Очень сильные руки. Смотрит не в глаза, а рядом с твоим ухом – куда-то за спину. Это отвлекает. Все время мерещится, что к тебе подкрадывается враг.
— Ты видел!
— Не дочь, отца. Конечно, видел. Кулак врат Чжао Куанъиня, сычуаньский стиль. И еще… Прошу тебя, не оскорбляй грязными словами дочь наставника Вэя. Я учился у него. А ты – не грубиян-пьяница с окраин Наха. Честь остается честью, Исэ. Я могу обидеться.
Самурай побагровел, но смолчал. Он понял, что зашел слишком далеко. На языке вертелись десятки аргументов, способных пинками загнать друга в Куми-мурэ для схватки с проклятой китаянкой. Мы были добры к тебе, рюкюсец! Мы позволили тебе изучать фехтование в закрытой школе, куда пускали лишь вассалов дома Симадзу! Тебя учил лично наместник клана Сацума! Ты подписал клятвенное письмо нашему представительству! Ты – почти наш!
А мы, орудуя мечом, отказались от защиты в пользу атаки…
— Ладно, – после долгой паузы сказал Исэ. – Если не хочешь идти ты, пойду я.
— И она тебя изуродует, – равнодушно ответил Мацумура. – Не ходи. Это не вызов. Ты просто не различаешь вызов и похвальбу. Доблесть и месть. Отвагу и сумасбродство. Подожди, пока они станут для тебя ясно различимы.
— Не останавливай меня!
— Я не останавливаю. Я провожаю. Удачи…
В сердцах ударив по перилам кулаком, Исэ решительно зашагал прочь. И вдруг остановился, словно готовясь принять боевую стойку. Коренастый, плотный, с могучими плечами борца, он напоминал пса бойцовой породы. Кимоно цвета речного ила, украшенное ромбами, и нижнее камисимо, черное, с узором из вееров, делали Исэ еще шире, превращая в стену крепости.
Такую не сдвинуть, не прошибить тараном.
– Ты обманул меня, Мацумура, – бросил он, не оборачиваясь. Ладонь коснулась рукояти меча, погладила и отпустила. – Ты обманул нас. Мы гордились тобой. Когда в представительстве узнали, что ты вышел на площадь в Пекине, один против всех, свой против чужих… Мы пили саке в твою честь и радовались. Каждый знал, что на твоем месте поступил бы так же. А теперь я стыжусь. Нет, не знакомства с тобой. Я стыжусь своей ошибки. Я зря выпил то саке. Прощай.
Миг, и Исэ скрылся за поворотом террасы.
Когда самурай удалился, каллиграф вернулся к созерцанию океана. Со стороны могло показаться, что Мацумура целиком поглощен зрелищем. На самом деле он раз за разом повторял девиз, выгравированный на колоколе из бронзы, висевшем у входа в Сюри.
«Банкоку синрё» – «Мост между народами». До слез, до остановки сердца было жалко, что люди возводят иные мосты. Где одна опора – мстительная дочь наставника Вэя, а другая – вспыльчивый Исэ Нобутака. Мацумура Сокон, ты стоишь под этим безумным, самоубийственным мостом и ждешь, когда он рухнет тебе на голову!
Отойди в сторону.