Примерно так же выглядели обе Америки и Сахул — Австралия, объединенная с Тасманией и Новой Гвинеей. Южноамериканской сельвы в нынешнем виде не существовало, Сахул был покрыт тропической «лесостепью», и эти ландшафты тоже были полны жизни.
В необычных ландшафтах жили необычные люди, мало похожие на охотничьи племена постледниковья. Ближайшим аналогом обитателей мамонтовых степей верхнего палеолита были современные охотники на морского зверя. По словам американского палеонтолога А. Йелинека, позднеплейстоценовые кроманьонцы Евразии «наиболее сопоставимы с современными эскимосами — единственной сохранившейся культурой, столь же экстремально плотоядной, как и охотники верхнего палеолита». Добыча крупных травоядных, прежде всего мамонта, с избытком обеспечивала население пищей, топливом, сырьем для пошива одежды, изготовления орудий и строительства жилищ. Эффективность верхнепалеолитической «экономики» была огромна. Средний мамонт давал порядка тонны чистого мяса; как следствие, коллективу из полусотни человек было достаточно убивать 12–15 середняков в год. Для сравнения — охотникам, специализирующимся на оленях, для аналогичного результата необходимо убить 600–800 животных.
Отсюда «эскимосский» характер верхнепалеолитических поселений — достаточно крупных (численность участников отдельных охотничьих «мероприятий» оценивается в сотню человек) и существовавших в оседлом или, как минимум, полуоседлом режиме. Прибавочного продукта в «протоцивилизации» хватало на сложное ремесло, искусство и монументальные сооружения.
Верхнепалеолитические поселения в Австралии — это иногда 146 каменных (!) домов. Обитатели подобных поселений пользовались орудиями, часто более изощренными, чем современные «неолитические» племена, были сыты и хорошо одеты, украшены и… нередко чисто выбриты. Находки обсидиановых бритв далеко не редкость. Прогресс, хорошо наблюдаемый археологически, был по сравнению с прошлыми эпохами невероятно быстр — Джаред Даймонд, автор ставшей почти культовой книги «Ружья, микробы и сталь» обоснованно назвал верхний палеолит эпохой «скачка».
Этот странный мир канул в Лету вместе с концом ледникового периода. За редкими исключениями исчезла вся мегафауна — в Евразии, Австралии, обеих Америках, частично в Африке. Место степей и лесостепей заняли тундра, пустыни и непроходимые леса в вариантах от амазонской сельвы до тайги и покрывших практически всю Европу широколиственных лесов. На популяцию хомо сапиенс за пределами Африки обрушился страшный удар кризиса. Население сократилось на 75–80 %, коллективы резко уменьшились и перешли к кочевому образу жизни, материальная культура деградировала, причем в случае австралийских аборигенов — необратимо.
Как мир верхнего плейстоцена мог существовать и почему исчез? Стандартный ответ на второй вопрос — смена климата. Однако, как мы уже знаем, простой ответ — не значит правильный.
Нынешнее межледниковье (а мы живем именно в межледниковье, причем во второй половине) — далеко не первое и не самое радикальное. Температуры периода, предшествовавшего последнему оледенению, были в среднем на 2 градуса выше нынешних; уровень моря, отражающий интенсивность таяния льдов, был на 5-10 м выше. При этом, вместо того чтобы честно вымереть или хотя бы с боями отступить на север, мамонты и одноименная фауна хладнокровно существовали в Центральной и Южной России, Предкавказье, Южной Сибири при температурах, заметно превышающих нынешние. Единственная территория, где исчезли они и шерстистые носороги, — Западная Европа, однако здесь они скорее были выдавлены не климатом, а конкуренцией южной мегафауны — лесных слонов, лесных и степных носорогов, в некоторой степени — бегемотов, благополучно добравшихся до Англии.
Иными словами, привязка мамонта и его спутников к строго определенным климатическим условиям абсурдна. Как и современные слоны, они прекрасно чувствовали себя в самом разнообразном климате и самых разнообразных ландшафтах — от Крайнего Севера до зон с умеренно теплым климатом и от безлесных степей до зоны широколиственных лесов.
Равным образом после окончания последнего (вюрмского) ледникового периода ряд популяций мегафауны решительно отказывается вымирать, несмотря на огромные климатические колебания, и в то же время ряд других вымирает, несмотря на отсутствие радикальных изменений окружающей среды. Так, на острове Врангеля карликовые формы мамонта сохранялись спустя 700 лет после постройки египетских пирамид, пережив континентальную популяцию почти на 8 тыс. лет. Гомфотерии, своеобразные четырехбивневые хоботные, продержались в Южной Америке до 400 г. Гигантский тапир исчез в Южном Китае 4 тыс. лет назад. Менее радикальный большерогий олень, быстро исчезнув в Европе, в Сибири тоже вымер существенно позже «соратников» — 7600 лет назад.