Если буду нужен, я здесь

Как можно вот так говорить об этом и продолжать меня целовать?!

– Ты бредешь.

– А ты течешь. От одной только мысли. – Назар прихватывает кожу на затылке зубами и мягко проходится подушечками по той самой точке внутри. Меня ошпаривает стыд. Потому что он прав. Я не знаю, как с этим стыдом справляться. Это слишком. Я не нравлюсь себе такой. Потерявшей контроль над собственным телом и эмоциями.

Отчаянно бьюсь, чтобы сбросить с себя Назара. Из глаз непрерывным потоком катятся слезы. Зачем он притащил Антона в нашу постель?! Ну, зачем? Все же хорошо было!

– Ч-что бы ты обо м-мне не думал, я никогда не представляла Дубину на твоем месте! – ору, насколько хватает сил. Правда, выходит не очень убедительно, невозможно одновременно орать и рыдать взахлеб. – Т-ты сам… Зачем? К-как ты мог произнести его имя в такой м-момент? Трахал меня и думал о том… О том, что… – я даже договорить не могу!

– О том, что я, блядь, хочу большего!

Что-то в голосе мужа заставляет меня остыть. В полнейшем замешательстве я откатываюсь на край постели. Отвожу упавшие на лицо волосы и устремляю на него растерянный взгляд. Никогда еще я не видела Назара таким! Желваки вздуты. Крылья носа трепещут. А челюсти до того сжаты, что становится вообще непонятно, откуда идет его голос.

Гребаный чревовещатель.

Что значит – большего? Как дура открываю и закрываю рот. Губы по-детски кривятся и дрожат. Приходится плотно сжимать их, чтобы опять не скатиться в истерику.

– Большего? Объясни, пожалуйста. До меня не доходит. Я думала, у нас все хорошо… Тебе чего-то не хватало? – шарю взглядом по лицу мужа.

Наверное, я могу собой гордиться, потому что в такой сложной ситуации мне удается взять себя в руки. Я совсем как взрослая, да. Говорю разумные вещи. Озвучиваю свои страхи. Так почему же мне все хуже и хуже? И хочется плакать, взобравшись к нему на колени. Так хочется плакать! Неужели ему было плохо со мной?

Звягинцев грязно ругается. Подтягивает меня за руку к себе. Как раз тогда, когда моя напускная бравада сметается новым потоком слез.

– Конечно, все хорошо. Конечно, – с какой-то злостью, что ли, шепчет мне в макушку, гладит, путаясь пальцами в волосах. – Не плачь. Ты только не плачь, пожалуйста.

– Т-тогда я тебя не п-понимаю!

Даже представлять не хочу, на кого я в этот момент похожа. Выпотрошенная, размазанная. Ничего не понимающая. Желающая лишь одного – чтобы все стало как раньше. До того, как мой муж, трахая меня пальцами, вдруг спросил: «Хочешь, чтобы вместо них был член Антона?».

– Говоря о большем, я имел в виду вовсе не секс.

Назар обхватывает ладонями мои мокрые щеки. Мы замираем друг напротив друга, касаясь лбами. Смешивая так и не успокоившееся дыхание. Открытые и честные…

– А что? – наивно интересуюсь я.

– Я хочу твои чувства, Лала. Очень хочу. – Назар скользит руками по моей спине, ласково очерчивает дуги ребер, перешагивает пальцами с позвонка на позвонок. – Ты даже представить не можешь, как. Да только, боюсь, пока ты не закроешь гештальт с Дубиной, мне ничего не светит. Поэтому мы его закроем. – В голосе Назара прибавляется холодных металлических ноток. – Но на моих условиях.

Притихнув, я вслушиваюсь в каждое слово мужа, то и дело гася порыв вставить что-нибудь от себя. Потому как нельзя его перебивать! Нельзя, сколько бы противоречий во мне бы ни вызывали его речи. И каким бы бредовым мне не казался ход его мыслей.

– Я не хочу, чтобы ты страдала. Чтобы мучилась, выбирая между мной и им. Чтобы представляла, как это могло быть… – чеканит Звягинцев.

– Я этого и не делаю! – замечаю с отчаянием и вдруг замолкаю, глядя в его мудрые, все понимающие глаза. Аллах. Да что же это такое?! Зажмуриваюсь. Делаю несколько вдохов. – Может быть, иногда… Помимо воли. Но как только я себя на этом ловлю, одергиваю! Честное слово. Потому что мне очень хорошо с тобой. Так хорошо, Назар, – шепчу в горячке. – Не думаю, что я смогла бы от тебя отказаться. У нас ведь все нормально, правда? Нам хорошо! У нас семья.

– Все так. Но, Лала…

– Да?

– Ты помнишь день, когда его сбила? Можешь представить, как мне было, когда ты разве что в любви ему не признавалась, а, Лалка? Когда укачивала его как ребенка и гладила, будто он для тебя – наивысшая ценность? И пальцы твои дрожали…

Назар отрывается от меня. Садится, откинувшись затылком на спинку кровати, и устало прикрывает глаза. Такой сильный. Такой гордый… Я выплакала уже целое озеро. Казалось бы, нет больше слез. А они есть, предательницы. И на горле все туже удавка.

– Если даже это причиняло тебе боль, то…

– Ну? Договаривай, чего уж.

– То что ты будешь чувствовать, когда мы займемся сексом? – голос дрожит, вязнет, половина звуков выходят смазанными. Я сказала – когда?! Не если, а именно когда! Не может быть, чтобы я уже все для себя решила!

– Облегчение, лялька. Наверное, облегчение. С реальным мужиком, по крайней мере, можно конкурировать. Не то что с твоей голубой мечтой.

Облизываю губы, судорожно собирая в кучу мысли. Хотела бы я сказать, что не понимаю, о чем он. Но я же будущий психолог. И все я понимаю, да.