Если бы меня спросили снова

И то, что он не стал оправдываться, и ни разу не сказал про жену ни одного плохого слова, говорит о нём больше, чем все её слова, вместе взятые.

Это Петька мог назвать Веронику лживой сукой. Ирка, кстати, спросила потом, как он узнал. И даже не удивилась, когда выяснилось, что Петька случайно подслушал. Мама попросила его отвезти Андрея к отцу, Вадим сказал, что заберёт его сам, но раз уж Петька всё равно на машине… (как это было похоже на маму).

Вадим, конечно, не ожидал, что кто-то их может услышать, когда они будут выяснять отношения с Вероникой, и никогда бы не позволил себе никаких сцен при сыне. Они были одни, а Петька оставил Андрюшку в машине, когда пошёл уточнить, дома ли Вадим и стал свидетелем их сложного разговора на повышенных тонах.

— Он не знает, что я всё слышал, — ответил Север на Иркин вопрос. — Никто не знает, кроме тебя.

— Как думаешь, почему он не сказал? — спросила Ирка.

— Ну это как-то стрёмно, когда тебе наставляют рога. Для мужика просто полный зашквар.

— А зачем ты пошёл за мной?

— Вот ты дурында, — усмехнулся он. — Потому что снег, темень, вечер, хрен его знает, кто там шарится по тем аулам, прицепится какой-нибудь дебил, или пьяный. Ну неужели это надо объяснять? Или ты хотела услышать, что я волновался?

— От капитана дальнего плавания, который регулярно бросает жену на два-три месяца одну, да, я именно это и хотела услышать.

— Это моя работа, Ир, но это не значит, что я не волнуюсь. Увы, каждый день.

— А вот это уже глупо, — ответила ему тогда Ирка. — Глупо волноваться, когда ты всё равно ничем не сможешь мне помочь, находясь за тысячи километров. Не волнуйся больше, хорошо?

— И ты обо мне. Договорились? Даже если я неделями не выхожу на связь. Не надо, как делают некоторые, обрывать телефоны начальства. Если что-то случится, тебе и так позвонят.

И она не обрывала, как договорились. Даже в те две недели... до того, как ей позвонили…

Обо всём этом думала Ирка по дороге в больницу.

Но после разговора с Вадимом ей как раз казалось, что всё у них получится. Всё не зря.

Всё же умеет он! Покосилась Ирка на его благородный профиль.

— Что? — повернулся Вадим.

— Ничего, — она опустила глаза и улыбнулась. А ведь просилось «Люблю тебя!», хоть это и была всего лишь благодарность и то, что обычно называют порыв души.

А может…

Нет, нет, нет. Не может она об этом даже думать, пока не найдёт Петьку.

А когда найдёт, тогда и подавно выкинет из головы.

Глава 34

— Это была последняя, — сказала Ирка, выйдя из турецкой больницы Кейсаней или Кисании. Одни говорили так, другие — иначе, поэтому Ирка как прочитала сама, так и называла.

За ними закрылись огромные раздвижные ворота в каменной стене, отделяющие госпиталь, расположенный в здании бывшей тюрьмы, от города, от пустыни — бескрайнего моря песка и моря — бескрайней глади воды. Пожалуй, Кейсаней была самая благоустроенная из всех больниц, что они видели, и самая похожая на крепость.

Также, как везде, перед входом на стене было нарисовано перечёркнутое оружие: автомат, граната, нож. Что значило, вооружённым людям проход запрещён. Поэтому охрана всегда оставалась за периметром, и в больницы они с Вадимом ходили вдвоём. И переводчик не требовался — там неизменно говорили на английском и работало много врачей из других стран: миссия Красного креста, Мальтийского ордена, Врачи без границ и простые неравнодушные люди со всего мира.

— Что будем делать дальше? — спросила Ирка у Вадима.

— Всё то же самое, — уверенно ответил он. — В каждой больнице, как минимум несколько смен, а мы приехали всего по разу. Получим полные списки персонала и поговорим с каждым. Многие врачи, что были здесь три месяца назад, уже разъехались, постараемся их найти. Ещё не время сдаваться. Ещё есть куда двигаться.

— Да никто сдаваться и не собирается, — ответила Ирка.

Но невольно представила себя здесь через год, прокопчённую солнцем и ветром, в потёртых берцах, замызганных брюках, рваной, стоящей колом от соли и пота рубахе.

Она и сейчас уже могла хоть с закрытыми глазами дойти от отеля до моря, хотя бдительная охрана и настаивала, что в одиночестве ходить не стоит, и одну её не отпускали.

Через год, наверное, будет ориентироваться лучше аборигенов, даже сможет сама водить экскурсии.

«Видите, это разрушенное здание на берегу? Это сейчас тут в мусоре и помоях купаются дети рыбаков, а когда-то стоял шикарный отель и на белом песке нежились богатые туристы», — совала бы она в нос туристам чёрно-белую фотографию Итальянского маяка.

Впрочем, это и сейчас было одно из самых красивых мест Могадишо. Сердце города.

Выступающий в море утёс, на котором стояла восьмиугольная башня маяка, похожая на шахматную ладью, нравилась Ирке больше всех остальных зданий в городе.

Возле неё купались дети, высились груды мусора, лежали перевёрнутые лодки. В развалинах бывших отельных корпусов кто-то жил — на окнах мотались цветные тряпки, среди разного хлама в тени кустов спали собаки, отдыхали рыбаки.

Ирка не знала, почему её тянуло в это место. Просто тянуло, и всё.

Она приходила сюда третий вечер подряд.