Если бы мы были птицами (СИ)

— Я стёрла своим родителям память о себе и внушила им уехать в другую страну. Хотела спасти их от Пожирателей… — начала она, глядя на его сжатые губы: Драко недоумённо поднял бровь, слушая её с вниманием и тревогой. — И я ушла. Оставила их с пустотой вместо себя. И только через год после окончания войны, перед самым судом я узнала… — она заскулила, сжимая пальцы в кулаки от нестерпимого желания сделать больно своему телу, чтобы заглушить боль внутри. — Я узнала, что их убили в тот же день, когда я вышла из дома. Все, кроме меня, Гарри и Рона, знали об этом. Я весь год жила, считая, что они в безопасности, что они уехали в Австралию… Но… Они уже были мертвы… Целый год, Драко! Это я убила их! Я должна была их спрятать… Должна была быть с ними, защитить их… Но я… Драко… Я сама отдала их в лапы убийц! Я им ничего не объяснила, не поговорила по-человечески! Я думала, что всё делаю правильно! Я последняя тварь, бросила их одних — таких беззащитных, опустошённых, потерянных!..

Она, задыхаясь до судорог в лёгких, забилась в рыданиях и попыталась вырваться из рук Драко. Ей хотелось орать и бесноваться, тело ломало как никогда. Но Малфой был сильнее. Он крепко держал её, тихо шепча:

— Тише, крошка… Тише… Ты не убийца. Ты не такая, Грейнджер. Не бери на себя так много…

Она не могла с ним спорить, то ныряя в бездну забытья, то возвращаясь в его объятья. Но ей так хотелось накричать на Малфоя, что он ничего не понимает, что он не знает, как это больно и ужасно узнать, что твои действия привели к смерти двух самых родных, невинных людей… Весь год она что-то делала, смеялась, мечтала, стремилась к чему-то, а их уже не было…

Она смутно помнила, как Драко мягко целовал её в висок и что-то шептал на ухо, убеждая, что она ни в чём не виновата. Говорил, что виновен больше неё, ведь он сделал так много всего паршивого намеренно, а её вина лишь косвенна. Он шептал, что ей надо смириться со случившимся и жить дальше, потому что так бывает, потому что с ним случилось почти то же самое, и он живёт с этим. Он говорил, что понимает её, что никогда не был один, и ему страшно. Так страшно, что первые дни после смерти Нарциссы он не вставал с кровати и лежал, закрыв глаза и прячась под одеялом. Но он заставил себя жить дальше. Так бы хотела его мать.

— И ты должна жить и помнить своих родителей, — отрывисто и нервно говорил Малфой. — Я уверен, они в тебе души не чаяли, ты должна перестать мучить себя ради них. Поняла? Потому что если ты, Гермиона Грейнджер, смелая, умная и уверенная в себе колдунья, не можешь быть сильной, то кто тогда сможет? — отчётливо услышала она и, открыв глаза, увидела, что в этот момент Драко смотрел на неё со злым отчаяньем.

Гермиона ласково погладила его по бледной щеке, на которой проступил нежный румянец. Его серые большие глаза сверкали в темноте как два бриллианта. Она заметила слёзы на его длинных ресницах, и это так тронуло ведьму, что темнота вдруг начала отступать от её больного сознания. Она расступалась перед напором парня, крепко обнимавшего её за плечи и талию и говорившего так убедительно.

— Хочешь правду, Грейнджер? — спросил он, обхватывая её ладонь и сжимая. — Ты определённо в моём вкусе… Просто… Я никогда не посмел бы и подумать о том, что быть с тобой возможно.

А потом она лежала без сил в его руках и слушала рассказы Драко: о его сожалениях, о матери, о том, как раньше он сражался против чего-то и, как оказалось, был неправ, как боролся с тем, чего и сам не понимал толком. И что она, Гермиона, не должна поддаваться на уговоры Скримджер и стирать память, потому что память это то, кто мы есть.

— И я не хочу, чтобы ты забыла обо мне… Я обещаю, что спасу тебя, Грейнджер. Не делай ничего. Слышишь? Я помогу тебе.

Вот что он сказал, прежде чем отнести её в комнату, когда Матиас подал знак.

Гермиона помнила, как мягко Малфой поцеловал её в лоб и в губы. И он улыбался. Она точно видела его улыбку. Грустную и немного кривую, но полную подбадривающего одобрения. Драко надел на её палец кольцо и прошептал:

— Это моей матери… Я обязательно вернусь и заберу его… И тебя заодно…

А дальше — разговор со Скримджер и зелье… и Гермиона проснулась одна с ощущением, что он ей приснился.

Нет, Драко реален. Это он так жарко и жадно целовал её вчера (а может быть, и неделю назад: она не знала, сколько времени прошло с их последней встречи). Это он шептал, что хочет сойти с ума вместе с ней. Это он так жёстко вколачивался в неё, и ей нравилось, потому что в эти мгновения Гермиона чувствовала себя живой, настоящей, чувствовала, что этот мир, где Драко с ней, не плод её больной фантазии. Он так же реален, как и это колечко на пальце. С надписью про вечную любовь. Но разве она достойна любви? Нет, она не может на неё надеяться…

Гермиона повернула голову в сторону и увидела два круглых пластмассовых голубых глаза.

— Привет, Малфой, — хрипло прошептала она и притянула мягкого зайца к себе. — Прости, но я забуду о тебе… Нам всем так будет лучше…

И она заплакала, и это были слезы печали и сожаления.

***