Если бы мы знали

– Он долго сидел на диване, – сказала Кэтрин. – Лицо у него было какое-то бледное. Я спросила, все ли с ним в порядке, а он сказал, что ждет, пока ты вернешься домой. Он вел себя немного отстраненно, но…

Об этом я помнила. Когда мы с Тайлером и Шарлоттой ехали домой, я получила сообщение от Люка: он писал, что чувствует себя отвратительно. Живот болит. Голова кружится. Я ему написала, что не обижусь, если он поедет домой, но он ответил, что очень хочет меня увидеть.

– Если бы я знал, насколько все плохо, отвез бы его домой, – сказал Доминик.

– Мы бы все что-нибудь сделали, честное слово… – добавила Кэтрин и посмотрела на Доминика с Тесс, ища у них поддержки.

– Откуда вам было знать, что травма серьезная? – ответила я. – Люк ведь и сам этого не понимал.

Повторяя слова врача, я объяснила, что произошло. После того как Люка ударили во время матча, у него осталась крошечная, почти микроскопическая ранка в селезенке, которую можно было обнаружить только на МРТ. Его желудок постепенно заполнялся кровью, пока он ехал в автобусе, пока сидел на вечеринке. Чем больше он двигался, тем шире становился разрыв и тем ниже падало кровяное давление.

– Ребята из команды подготовили для него открытки и все такое, – сказал Доминик. – Тренер повезет нас всех в больницу после школы.

– Люк очень обрадуется.

Палата Люка и так уже представляла собой взрыв цветочного магазина на фабрике воздушных шаров, но я не стала говорить об этом Доминику.

– Его перевели из реанимации в обычную палату, так что теперь к нему пускают посетителей. А завтра утром его должны выписать, и надеюсь, к следующему понедельнику он вернется в школу.

– Я слышала, ты все выходные с ним сидела, – сменила тему Тесс.

Я закатила глаза.

– Одна из медсестер сильно меня невзлюбила. Раз десять пыталась выгнать.

Прозвенел звонок.

– Ну, нам пора, – сказала Шарлотта и кивнула в сторону кабинета, где должен был начаться урок математики.

– Увидимся на обеде? – спросила Кэтрин.

– Не могу, – ответила я. – Мне нужно на репетицию «Нашего городка».

Тесс обняла меня еще раз.

– Спасибо, что нашла его.

Я не поправила Люка в субботу утром и не собиралась поправлять Тесс.

* * *

Со звонком на обед я буквально молнией помчалась в театр. Даже не забежала в кафе за сэндвичем. Аппетита у меня не было совершенно.

Мелани и Тайлер уже разыгрывали первую сцену, но, увидев меня, тут же осеклись. Только я поднялась на верхнюю ступеньку, как меня окружила половина драмкружка: все по очереди тянулись обниматься и задавали вопрос за вопросом, и я не могла разобрать, кто именно что спрашивает.

– Как Люк?

– Что случилось?

– Ты в порядке?

Я зевнула.

– С Люком все будет хорошо. А я без сил, но в порядке.

– Иди вздремни за сценой, – предложила Мелани. – Мы тебя разбудим перед началом урока.

Я чувствовала слабость во всем теле и тяжесть в веках. Да, приятно было бы завалиться на мягкий диван и растечься по зеленым бархатным подушкам, но еще более приятной мне казалась перспектива перенестись к своим друзьям в городке Гроверс-Корнерс в штате Нью-Гэмпшир в тысяча девятьсот первом году.

Сцену уже подготовили ко второму акту и на небольшом расстоянии друг от друга поставили две высокие платформы: они изображали спальни Джорджа и Эмили. Между ними стояли две лестницы.

– Сцена с домашкой? – предложила я, и все тут же зашевелились.

Я бросила рюкзак в кучу остальных и забралась на свою платформу. Я всю неделю повторяла эту сцену, но диалог был непростым, со множеством коротких фраз, и я понимала, что никогда его не выучу, если не стану практиковаться в паре с Тайлером.

Я села, Тайлер устроился на соседней платформе лицом ко мне. Он держал распечатку текста пьесы, но я знала, что ему подсказка не нужна. Он захватил ее на случай, если понадобится подсказывать мне мои реплики.

Шарлотта – она играла роль помощника режиссера – начала описывать происходящее для невидимой аудитории. Она мерила шагами сцену, выдавая свои фразы, и я невольно ощутила укол зависти: как ей удается так хорошо, добротно играть на беспечной, абсолютно добровольной репетиции школьного спектакля, устроенной во время обеда?

Шарлотта посмотрела на нас с Тайлером и заговорила обычным голосом:

– Так, теперь поет хор, Саймон Стимсон произносит свои строчки, и… Поехали.

Мы с Тайлером сгорбились над воображаемыми тетрадями с домашней работой. Я листала несуществующие страницы и писала невидимым карандашом. Потом Тайлер засвистел.

– Эмили! – позвал он и помахал рукой.

– О, привет, Джордж. – Я тяжело вздохнула. – Заниматься невозможно. И луна в глаза светит.

Дальше он рассказал мне о своих неудачах в математике и попросил несколько подсказок, чтобы решить сложную задачку. Реплики возникали у меня в голове сами по себе, и все шло как по маслу, но вдруг в разговоре наступила пауза, и я поняла, что сейчас моя очередь говорить, а нужные слова никак не находились.

Я подняла взгляд на Тайлера и кивнула, чтобы он мне намекнул, о чем я должна сказать.

– Репетиция хора, – прошептал он.

– Да. Точно. Спасибо.