Если бы не генералы!

На свой страх и риск я предложил командующему артиллерией генералу Пожарскому переправиться на левый берег и оттуда управлять артиллерией. Он чуть не со слезами на глазах заявил:

— Не поеду… Где вы, там и я, умирать будем вместе…

И не поехал. Но мне и сейчас трудно сказать, что его присутствие на правом берегу принесло больше пользы. Возможно, с левого берега он бы лучше управлял артиллерией и больше истребил бы захватчиков. Командующий бронетанковыми войсками армии Вайнруб все эти дни проводил около танков 84-й бригады, переставляя их на более выгодные позиции, в засады, организуя взаимодействие танкистов с пехотой и артиллерией. Скажу прямо, понимая критическое положение, никто в армии и не думал в эти дни о себе.

От частей и соединений армии мы получали тревожные донесения. Многие просили помощи, запрашивали, как и что делать. Возможно, этими запросами командиры дивизий и полков хотели удостовериться, существует ли командование 62-й армии, не остались ли они в Сталинграде без командования армии. На эти запросы мы четко и коротко отвечали:

— Сражаться до последней возможности, с места не уходить!..

Потери были очень тяжелые: 15 октября дивизий Жолудева и Горишного потеряли около 75 процентов своего боевого состава, однако за этот день фашисты не продвинулись вперед, их атаки были отбиты. Они потеряли 33 танка и до трех батальонов пехоты".

То есть, как только В.И. Чуйков и штаб 62-й армии переправился бы на левый берег, очень не исключено, что туда немедленно рванули бы и командиры дивизий, а за ними и командиры полков, а Сталинград немедленно прекратил бы сопротивление. Ведь не спроста комдивы и комполков непрерывно и по пустякам названивали в штаб — им не терпелось: "Когда же он переправится!" Но Чуйков не уходил, и всем пришлось драться.

А вот как обстояло дело в Крыму. 8 мая немцы ударили по Крымскому фронту, и в несколько дней этого фронта не стало. И не стало, прежде всего, потому, что, бросив по своему обыкновению солдат, от немцев начали удирать полководцы Красной Армии. Участникам тех боёв это уже не казалось трусостью, такое поведение генералитета Красной Армии они уже считали откровенным предательством. Рубцов пишет:

"Полные трагизма картины нарисовала позднее в коллективном письме Верховному Главнокомандующему группа политработников 51, 47 и 44-й армий: отсутствие хоть какого-то организующего начала при отходе, быстро переросшем в паническое бегство, страшная давка на переправах, массовые жертвы. «Это все произошло благодаря предательскому командованию Крымского фронта, иначе считать нельзя», — заявляли доведенные до крайности авторы письма".

Мехлис же пытался сделать всё, что было в его силах, но что поделать с трусливым полководческим быдлом? Рубцов сообщает:

"В 22 часа 14 мая, докладывал он, начальник особого отдела фронта комиссар госбезопасности 3 ранга А.М. Беляков сообщил Военному совету, находившемуся на КП в аджимушкайских каменоломнях, об имеющемся у него указании Ставки ВГК немедленно эвакуировать членов совета на Таманский полуостров. Когда же руководители прибыли в указанное Беляковым место — на пристань завода им. Войкова, «опросом контр-адмирала Фролова (старшего морского начальника в Керчи. — Ю.Р.) выявилось «недоразумение», весьма похожее на провокацию». Оказывается, Военный совет передислоцировался не на Тамань — противоположный берег Керченского пролива, а в Еникале. Дезинформация привела к тому, что переезд штаба фронта совершался в спешке, неорганизованно, в результате и без того слабое управление войсками было нарушено не менее чем на восемь часов".