"Если бы не сталинские репрессии!". Как Вождь спас СССР.

Всякая антисоветская группировка сливается с гнуснейшим троцкизмом, гнуснейшим течением правых. А так как базы для этих сил нет в нашей стране, то волей- неволей эти группировки скатываются дальше, на связь с фашизмом, на связь с германским генеральным штабом. Вот в чем гибель этой контрреволюционной работы, которая по существу была направлена к реставрации капитализма в нашей стране.

Я считаю, что в такой обстановке, как сейчас, когда перед советской страной стоят гигантские задачи по охране своих границ, когда предстоит большая, тяжелая и изнурительная война, в этих условиях не должно быть пощады врагу. Я считаю, что наша армия должна быть едина, сколочена и сплочена вокруг своего наркома Климентия Ефремовича Ворошилова, вокруг великого Сталина, вокруг народа и нашей великой партии.

Я хочу заверить суд, что полностью, целиком оторвался от всего того гнусного, контрреволюционного и от той гнусной контрреволюционной работы, в которую я вошел...

Я хочу сказать, что я Гражданскую войну провел как честный советский гражданин, как честный красноармеец, как честный командир Красной Армии. Не щадя своих сил, дрался за Советскую власть. И после Гражданской войны делал то же самое.

Но путь группировки, стащившей меня на путь подлого правого оппортунизма и трижды проклятого троцкизма, который привел к связи с фашизмом и японским генеральным штабом, все же не убил во мне любви к нашей армии, любви к нашей советской стране, и, делая это подлое контрреволюционное дело, я тоже раздваивался...

Преступление настолько тяжело, что говорить о пощаде трудно, но я прошу суд верить мне, что я полностью открылся, что тайн у меня нет перед советской властью, нет перед партией. И если мне суждено умереть, я умру

с чувством глубокой любви к нашей стране, к нашей партии, к наркому Ворошилову и великому Сталину»[99].

Нужны ли комментарии к сказанному Тухачевским практически на пороге эшафота? Перед смертью не лгут. Он признался в измене и раскаялся. Возможно, что в душе он все же рассчитывал на снисхождение, но мог ли суд принять во внимание раскаяния заговорщиков? В 23 часа 35 минут 11 июня председательствующим Ульрихом был оглашен приговор. Все восемь подсудимых приговаривались к расстрелу «с конфискацией всего лично им принадлежащего имущества и лишением присвоенных им воинских званий». В ночь на 12 июня Ульрих подписал предписание коменданту Военной коллегии Верховного суда СССР Игнатьеву — немедленно привести приговор о расстреле в исполнение. Акт о расстреле был подписан присутствовавшими при исполнении приговора Вышинским, Ульрихом, Цесарским, а также Игнатьевым и комендантом НКВД Блохиным.

Конечно, Тухачевский и его подельники не занимались рутинной шпионской работой в ее классическом понимании. Они не шарили по сейфам и столам Наркомата обороны и не фотографировали секретные карты. Их контакты с представителями германского штаба имели иную подоплеку, более значимую, чем передача информации о технических характеристиках вооружения. Объединенные личными и политическими мотивами и имевшие конечной целью захват власти, заговорщики искали надежных союзников.

И уже после казни заговорщиков 24 июня 1937 года немецкий военный журнал «Дейче Вер» сделал вывод: «Тухачевский хотел быть «русским Наполеоном», который рано раскрыл свои карты, либо же как всегда его предали в последний момент». Однако скороспелому маршалу не было необходимости копировать французского лидера. История давала ему иные примеры для подражания. Более близкие во времени и реально воплощенные в амбициозных устремлениях таких его современников, как Муссолини в Италии, Франко в Испании, Гитлер в Гер­мании.

Но мог ли Тухачевский действительно совершить переворот и стать диктатором? Мог ли он стать полководцем? Безусловно — нет. Фантаст и игрок, мечтавший сам сыграть ва-банк, он не имел для этого ни талантов, ни азарта к риску. Он никогда по-настоящему не понюхал пороха. Его боевой опыт короткого пребывания в окопах Первой мировой закончился позорным пленением, но и во время Гражданской войны, командуя армией и фронтом, он никогда не ходил в атаку. Он управлял войсками из штаба — на расстоянии десятков и сотен километров от мест боев. Правда, он бывал на учениях, но и это были маневры на штабных картах.