Если бы не ты

– Какое отношения я имею к этой твоей Кире? Кто она вообще такая? Твоя подружка?

По тому, с какой силой Тимур сжал мое плечо, я поняла, что в очередной раз вывела его из себя. «Черт, такая реакция мне не нужна!» – мелькнуло у меня в голове. Второй рукой он схватил меня за подбородок, поднимая мое лицо к своему и сдавливая мои скулы пальцами, и зло прошептал:

– Не смей! Не смей произносить своим грязным ртом ее имя! Поняла?

Черт, как же это было больно! Мне было по-настоящему страшно! «Где хваленая служба безопасности Соболева? Гена – недоработка с твоей стороны!» – думала я.

Хватка Тимура не ослабевала. Он ожидал ответа. Я кивнул в знак того, что все поняла. А ещё поняла, что он псих, помешанный на какой-то Кире, и с больными спорить бесполезно. Получив мой ответ, он с отвращением убрал от меня свои руки и с силой оттолкнул в сторону. Все произошло так неожиданно, что я не удержалась на ногах и упала. Я врезалась в разросшийся плющ на заборе, а затем послышался резкий звук чего-то бьющегося и протяжное «Оу-у-у-у!» Повернув голову в сторону розария, увидела маму. Она сидела в коляске и смотрела на меня. Рядом лежала разлетевшаяся вдребезги статуя какого-то Аполлона.

28. Не враги

– Мама, мамочка! – прошептала я одними губами. Мама не могла слышать и видеть это, ведь я находилась слишком далеко, но она чувствовала меня!

На какие-то мгновения мир вокруг перестал существовать. Остались только мы. Я и она. Мы смотрели друг на друга. Мы видели друг друга. В тот момент мы жили друг для друга. Мне было безразлично, что рядом со мной Тимур, что он следит за мной. Вмиг все обещания, данные Гене и Леше, вылетели у меня из головы. Меня совершенно не пугало, что Горский может нас искать. Потом мне пришлось обо всем вспомнить и пожалеть. Но это было потом, а в тот момент существовали, есть только мы!

Как же я сильно по ней скучала! Глубину своей тоски по маме ощутила с невероятной силой. Я не могла пошевелиться, боялась даже на секунду оторвать взгляд от маминых родных глаз: а вдруг это мираж, вдруг исчезнет? Услышала голос Тимура, он не понимал, что со мной. Я и сама в тот момент не могла понять.

«Моя мама… Какая же она милая, любимая, красивая, даже в этом дурацком кресле! Пусть, кроме звуков, она ничего не может мне сказать и не может меня пока обнять. Я люблю ее, всегда любила! Я виновата перед ней, сильно виновата! Как я могла усомниться в ней даже на секунду! Это мой единственный родной человек. И сейчас мне плевать, кто и что подумает, я хочу к ней!»

Я почувствовала, как меня поднимают чужие руки. Тимур! Как же я хотела, чтобы он исчез! Мама! Сбросила с себя его руки и на негнущихся от волнения ногах подошла вплотную к забору, раздвинула поредевшие с осенью ветки плюща и попыталась быть ближе! Мама!

Она смотрела на меня в упор! Было темно, почти ночь. Нас освещали лишь фонари, но этого света было недостаточно. Я вглядывалась в лицо мамы. Мне показалось, или на ее щеках блестели слезы? На моих тоже! Я не переставая шептала: «Мама», и на ее лице появилась едва заметная улыбка!

– Дорогая, что-то случилось? Я слышал странный звук, – послышался голос отчима. Он окинул маму взглядом с ног до головы, нашёл разбитую статуэтку и посмотрел в направлении маминого взгляда. Заметив меня, он на мгновение задержал на мне удивленный, но теплый взгляд, а потом перевёл его за мою спину. Выражение его лица тут же изменилось. Тимур.

– Пойдем, я отвезу тебя в дом, уже поздно для прогулок. – Он развернул коляску с мамой и удалился.

Всё.

Я всё испортила.

Постепенно ко мне вернулось чувство реальности, а вместе с ним и осознание тяжести последствий моего минутного помешательства.

Я нарушила все запреты. Меня видел Соболев. Я подставила Гену. Из-за меня сейчас нервничает мама. Но самое главное – Тимур, стоящий за моей спиной, который только что видел всё это.

– Отвези меня домой, пожалуйста. – Я повернулась к Тимуру, а затем, не дождавшись ответа, направилась к машине. Парень шёл за мной. Он не задавал вопросов, не оскорблял меня, просто шёл рядом. В ту минуту я была ему благодарна.

Мы сели в машину и уехали. В салоне воцарилось молчание, но оно не напрягало и не пугало. Я смотрела в окно, но ничего не видела: мешали слезы. Я не могла их остановить. Четыре года я настраивалась на встречу с мамой, но оказалась совершенно к ней не готовой.

Тимур не гнал машину, ехал спокойно. Он и сам был спокоен, задумчив и тих. Мне было интересно, о чем он думает. Я сама дала ему в руки козыри, и как он ими воспользуется, я не знала. Понимала, что надо срочно что-то придумать, новую легенду, очередную ложь, но у меня на это не было сил.

«Будь что будет» – решила я. Я так устала всего бояться. Мне так надоело всем врать.

В тишине мы подъехали к дому Мироновых. Тимур не спросил адрес. Он знал. Он слишком много узнал обо мне. В другой раз меня бы этот факт насторожил, но не тогда.

Открыв дверцу, я вышла из машины. Тимур делает то же самое. Не оборачиваясь, не прощаясь, я пошла к подъезду.