Я тут же скисла, подавляемая внутренней тоской по несбывшейся мечте.
— Нет, — я ответила резче, чем Марк заслуживал. В конце концов, он не хотел нарочно напоминать о моей ничтожности. Просто полюбопытствовал.
— Почему твоё «нет» всегда такое категоричное? Ты не хочешь хотя бы подумать на этот счёт?
— Не хочу. Наверное, потому что жизнь ясно дала мне понять, что мои глупые, наивные мечты и планы ничего не стоят. Разрушить их проще простого. Лучше уж совсем не мечтать, чем однажды понять, насколько разбитой ты оказалась, когда их сломали. Это, как в детстве с тем песочным замком, который ты старательно строишь-строишь, а потом его топчет местный хулиган с издевательской ухмылочкой на лице. И всё. Руки опускаются.
Не знаю, почему меня именно сейчас прорвало на откровения. Возможно, просто накипела в душе обида на несправедливость судьбы. А, возможно, меня задевало непонимание брата, который постоянно пытался проявить свою заботу не в том ключе, который мне требовался. Его попытки заботиться обо мне я ощущала, как попытки манипуляции и давления. Принуждения к тому, к чему я была не готова.
— Помнится мне, в детстве ты таким хулиганам не боялась дать отпор, после чего шла и заново строила новый замок. В разы лучше, чем был тот, который сломали. Знаешь, что реально дала понять тебе жизнь? Что тебе есть, что ценить. Что рядом с тобой остались люди, действительно любящие и преданные тебе, несмотря ни на что. Что жизнь ценна! Но она может измениться или даже оборваться в любой момент. И, если тебе даётся второй шанс, нужно хвататься за него и изо всей силы карабкаться, чтобы выстроить свою жизнь так, как ты хочешь, и так, как ты того заслуживаешь. Тебе жизнь показала, что сдаваться нельзя ни при каких обстоятельствах, а ты, работая больше года со своим психологом, до сих пор не смогла понять столь очевидной вещи!
Его слова нашли отклик во мне. Они отозвались обидой на завуалированный упрёк, который читался между строками его фразы. Зря я допустила столько откровений о том, что чувствую на самом деле. Этой апатии, которую я испытывала, и страхов не смог бы понять тот, кто не пережил того, что и я. Так что и Марка я не могла винить за его непонимание.
— Ты не знаешь, что я чувствую.
— Да. Я не знаю. Потому что ты никогда не рассказывала. Засела там у тёти Томы, ото всех оградилась колючей проволокой, и пилишь ногти по утрам. Неужели, это твой предел, Ева? Неужели, это то единственное, что ты можешь?
— А почему ты не можешь предположить, что моя работа мне нравится?
— Да потому что… — он осёкся. — Не знаю почему. Просто чувствую, что ты просто по течению плывёшь. Пошла по пути малейшего сопротивления, решив, что это — твой потолок.
— Не хотелось бы тебя расстраивать, но тут-то ты и неправ. Выкуси, братишка, мне моя работа нравится! Плюсов в ней много. Как минимум её преимущество в том, что я работаю только с женщинами, и мой контакт с противоположным полом ограничен.
А ещё я работаю только по утрам, и это тоже огромный плюс. Мне не приходится добираться домой по темну.
Последней фразой я, возможно, даже хотела немного задеть брата, подразумевая, что презираю всех мужчин без исключения. И даже его. За его чёрствость, которая иногда так так не вовремя проявлятся, и раздутое эго, которым он тут щеголяет передо мной. Но потом пожалела о своих словах, надеясь, что моих намерений он не понял. Марка я уж точно презирать не могла. Я любила его искренней сестринской любовью, и какие бы разногласия между нами не возникали, ничто не было в силе этого изменить.
После того, как Марк, кривовато извинившись за неуместную несдержанность, бегло чмокнул меня в щёку, собрался и уехал к себе, я, смотря вслед удаляющимся фарам его автомобиля, перевела взгляд на сиротливый покорёженный мусорный контейнер, едва заметный в сгущающихся сумерках. Где-то там, в одном из мешков, которые мы отволокли на свалку, лежала предательски выброшенная мною ниточка, связывающая меня с хорошими воспоминаниями. Всё-таки, я не могла их выбросить… не могла.
Тяжело сглотнув, я оглянулась, убеждаясь в том, что поблизости нет подозрительных прохожих. Подавляя холодящий страх, вздымающийся в груди с каждым шагом, сделанным вперёд, я отыскала в одном из наших мешков белую обувную коробку. Удостоверилась, что внутри — те самые ролики с серебристыми узорами, и, прижав эту коробку к сердцу, словно самую дорогую на свете вещь, бросилась домой.
Глава 16