Если бы они могли говорить

Василена выросла в доме сестры Галунки и ее мужа Васила, и потому именно они выдавали ее замуж за парня из соседнего села. Помолвка состоялась десять дней назад, и все сразу заметили, что стоило жениху прийти к Василене, как Аго тут же становился злым и раздражительным. Никто не задумывался, чем вызвана такая перемена в настроении Аго, наоборот, каждый старался подшутить над ним. От этих шуток, а может, и по какой-то другой причине, Аго, который и без того был слабоумным, казалось, терял последние остатки разума и вершил одну глупость за другой. Или же, бывало, упрется и ничего не хочет делать. Никто его в таких случаях не бранил, а просто посылали Василену, чтобы она вразумила его. Василена умела уговорить его, более того — Аго беспрекословно ее слушался. А когда он работал на пару с Василеной, то старался за двоих: не зная усталости, играючи поднимал тяжести, казалось, его силе нет предела. И говорил, говорил без умолку — громко, прерывисто, будто выговаривал кому-то, часто заливисто смеялся.

Вечером того же дня, когда проводили жениха Василены, Аго поволок веревочные носилки на задний двор. Уже совсем стемнело. Он был ужасно зол, и ничего не сказал дядюшке Митушу, думая, что тот и сам догадается и придет. Но позади послышались быстрые, легкие шаги — его догнала Василена.

— Давай я тебе помогу, Аго, вдвоем мы быстрее управимся, — мягко вымолвила она.

Василена успела снять одежду, в которой была утром, но все равно в ее облике появилось что-то новое. На груди поблескивало и ожерелье из золотых пендаров[1]

. Прежде всего бросались в глаза ее радостное возбуждение, взволнованность. Лицо ее светилось, стройное тело было напряжено, словно натянутая струна; она ступала легко и свободно, и все забегала вперед, обгоняя Аго на несколько шагов. Аго же молчал, глядя на нее исподлобья.

Когда они подошли к сеновалу, Аго схватил огромную охапку соломы, сколько мог, и сердито положил ее на носилки. Василена стояла немного в стороне и без умолку болтала:

— Ты ведь знаешь, что в воскресенье у меня свадьба? Мой жених так сказал Василу: «В воскресенье, говорит, приедем за невестой». Ах, Аго, недолго мне осталось тут быть. А знаешь, как-то грустно мне, тяжко на душе!..

Аго еще яростнее принялся утрамбовывать солому. Василена продолжила:

— И как так получилось, что не нашлось никого поблизости. А вот теперь… придется ехать так далеко… Как начнутся дожди, развезет дороги, тогда совсем не смогу приехать. Больше не увидимся, Аго… Постой, ты чего? Случилось что? — спросила вдруг она, увидев, что Аго поднес руку к глазам.

— Да вот палец уколол… все колючки, колючки, — сердито ответил Аго.

— А тебе меня не жалко, Аго. Смотри ты… Все молчишь, слова не скажешь… С кем ты теперь солому станешь носить? А кто тебе хлеба принесет? Да куда же ты? Куда?

Аго отошел в сторонку и сел на землю.

— Я больше не буду носить солому… Не хочу, — сказал он. — Все я, все я… А вот не хочу и не буду… Мне и так ничего не дают, обувка и та износилась, а новую не покупают… Хоть бы лапти какие-нибудь… И бьют меня… Чего они от меня хотят, зачем бьют…

Послышался тяжкий вздох, Аго заплакал. Было темно, и Василене пришлось подойти совсем близко: некрасивое лицо Аго скривилось, слезы градом катились у него по щекам. Время от времени он вытирал глаза ладонью и шмыгал носом.

— Эх Аго, Аго, — укоризненно сказала Василена, — и ты туда же… Зачем ты все выдумываешь?.. Никто никогда тебя даже пальцем не тронул.

— Да-а, не тронул… А бай Васил? Разве он не набил меня там, у колодца?

— Так это же было в прошлом году! — воскликнула Василена и уже готова была рассмеяться, но вдруг одна мысль молнией пронзила ее, и она сказала спокойно и рассудительно: — Не плачь, Аго, не надо… Ты ведь всегда меня слушался… И право, Аго, не знаю… свадьбы может и не быть в воскресенье. И потом, до воскресенья еще есть время… Еще много времени… А сейчас вставай, отнесем солому! — закончила она и подошла к носилкам.

Охая и вздыхая, постоянно шмыгая носом, Аго тоже подошел к носилкам и ухватился за один край, а Василена — за другой. В темноте Аго споткнулся и чуть не упал. Это рассмешило его. Он громко захохотал; серебряным голоском ему вторила Василена…

Ночью с севера на юг летели дикие гуси. Они тоскливо-протяжно кричали во мраке. Затем повалил крупный, густой снег, он шел, не переставая, весь следующий день, образовав высокие сугробы. Но потом потеплело; телеги стали оставлять в снегу глубокие колеи, которые быстро наполнялись водой.

Приближалось воскресенье, и в поместье стали готовиться к свадьбе. Хозяева поместья жили постоянно в городе, так что главным тут был Васил; он и устраивал свадьбу. Ко всеобщему удивлению, Аго был весел, много болтал, смешил всех глупыми побасенками. И только когда на лицо Василены набросили красную вуаль, и она опустила глаза, разом перестав смеяться, Аго тоже притих. Он все крутился подле нее, глядя, как ее готовят к предстоящему торжеству. Улучив удобный момент, Василена шепнула ему:

— Прощай: Аго, я уезжаю…