Если честно

Отец помахал руками, изображая нечто вроде жонглирования.

– Ну, знаешь, работа в лаборатории, все такое – пригодится.

– То есть, ты считаешь, что Джошу удастся получить второй диплом в области науки по той причине, что он хорошо умеет жонглировать пробирками?

– Я просто сказал, что у него отличная зрительно-моторная координация, – ответил отец. – Я не говорил, что это необходимое качество для получения научного диплома – это уже твоя собственная интерпретация моих слов.

– Я только что спросил, какое отношения зрительно-моторная координация имеет к химии, и ты ответил, что она может пригодиться для работы в лаборатории и изобразил жонглирование пробирками! Почему ты просто не можешь этого признать?

– Прости, но я не знаю, что тебе ответить, – сказал папа. – Ты несешь какую-то ерунду. Я вообще не понимаю, какую мелочь ты пытаешься мне доказать. Только зря время тратим.

Я посмотрел вверх на кроны деревьев и заметил один-единственный дрожащий листик – все остальные вокруг него были абсолютно неподвижны. Очевидно, в него подул крохотный, но мощный порыв ветра. Я хотел было обратить на это внимание отца, но тут листик все же оторвало от ветки и унесло прочь.

– Так что, как Еве лагерь? – поинтересовался отец как ни в чем не бывало.

– Думаю, все еще пытается привыкнуть, – ответил я.

– Я смотрю, у вас прямо все серьезно, – отметил он.

«Серьезно» – безрадостное слово, и оно совершенно не подходило для описания нас с Евой. И в то же время «серьезно» – это было еще мягко сказано: я и представить себе не мог отношений более серьезных, чем наши с ней. Я выпалил что-то вроде:

– Да, мы любим друг друга.

– Ну-ну, – ответил папа. – А ты не думал, что тебе рановато обзаводиться собственной семьей?[68]

– Мне двадцать пять лет. Начиная с какого возраста, по-твоему, обзаводиться серьезными отношениями – нормально? – спросил я.

– Мне просто кажется, что ты еще слишком юн, – ответил отец.

Мне сразу вспомнились все наши с ним разговоры по дороге в синагогу и обратно.

– Мнение о том, что тот или иной человек слишком юн, чтобы обзаводиться семьей, необходимо подкрепить определением надлежащего возраста, – рассудил я. Мы проговорили в таком ключе еще пару минут, но никакого точного возраста отец так и не назвал.

Потом я отправился на поиски Евы и в конце концов нашел ее рисующей за одним из столов для пикника.

Едва завидев меня, она спала с лица.

– Ты в порядке? – обеспокоенно спросила она. – Что случилось?

Видимо, выглядел я так себе.

– Да ничего, – ответил я, – просто говорил с папой.

Я пересказал ей разговор о зрительно-моторной координации Джоша, и она рассмеялась.

– Все родители так делают, – заявила она. – Моя мама вот до сих пор упорно называет Лилу писательницей, хоть та лет с десяти уже ничего не пишет».

– Ага, – отстраненно согласился я.

Ева закусила губу.

– Что-то еще случилось, да?

Я пожал плечами.

– Еще он сказал, что я, по его мнению, слишком юн, чтобы вступать в серьезные отношения.

Ева напряглась и отложила ручку в сторону.

– Что-что он сказал?

Дальше мы начали вместе строить предположения об истинном значении этих слов. Я сказал, что первая их интерпретация, что пришла мне в голову – насчет того, что ему просто не понравилась Ева – вряд ли была верной: слишком уж Ева была крутой и милой, да и вообще это было слишком не похоже на моего отца – о таком он бы просто заявил прямо. Ева выдвинула гипотезу о том, что он боится того, что она, Ева, начнет влиять на меня больше него самого. После каждого такого предположения она спрашивала, в порядке ли я.

– Мне кажется, ты чего-то недоговариваешь. О чем-то думаешь?

– Нет, – ответил я. – Я почему-то сейчас вообще ни о чем не способен думать.

По дороге обратно из лагеря Ева на протяжении всего спуска по горной дороге жаловалась на отца.

– Он вообще не имеет ни малейшего понятия о том, что такое такт! Считает, что он лучше других, раз делает то, что хочет, совершенно не считаясь с остальными!

– Ну, лично мне бы не хотелось, чтобы со мной считались, – сказал я. – Пусть каждый будет самим собой и делает то, что ему хочется.

Ева закатила глаза.

– Ты совсем рехнулся? С тобой все вокруг постоянно считаются! Ты просто этого не замечаешь.

Меня эти слова ошарашили.

– Все – это кто, например?

– Все, – ответила Ева. – Все вокруг тебя на цыпочках ходят, чтобы только не сказать случайно что-нибудь, с чем ты не согласишься. Ты правда не замечаешь, что, о чем бы ты ни заговорил, все и всегда стараются поддержать разговор?

Я отчаянно не хотел верить ей.

– То есть ты хочешь мне сказать, что все вокруг мне лгут? Но почему?

– Потому что ты не оставляешь им выбора! Потому что они боятся, что перестанут тебе нравиться, если начнут делать что-то, чего ты не одобряешь, – ответила Ева.

– Но это ведь ужасно, – сокрушенно сказал я. – То, что ты говоришь.

– Послушай, – горько произнесла она, – я знаю, что не в твоих правилах идти на компромиссы, чтобы меня порадовать. Я могу с этим жить. Но меня печалит то, что ты не замечаешь компромиссов, на которые иду ради тебя я.

– Например? – спросил я, доказывая, собственно, ее слова.