Если не кот, то кто? Пушистый избранник

– Слушаю, – Шаховской сложил руки на безупречной груди, прямо под жемчужно-серым платочком, выглядывающим из декоративного кармашка.

– Во-первых, я прошу перестать делать мне публичные и любые другие замечания касательно моего внешнего вида, – тон Евграфа не допускал возражений. – Вы как опытный политик должны понимать, что это часть медийного образа и отказаться от своего молодёжного стиля я никак не могу.

Спикер сжал губы в тонкую линию. Тусклое зимнее солнце отразилось в оправе золотых очков.

– Что ещё?

– Это уже более щекотливый вопрос, – Евграф встал и подошёл к окну, из которого открывался строгий, стройный вид на Исаакиевскую площадь и спину Николая Первого, известного также как Николай Палкин. – Я тут собираюсь предложить один законопроект… Он о государственном контроле над интернетом, если в общих чертах. Вы же понимаете, ради блага народа нужно спасти людей от них самих…

– Хорошо, что вы затронули этот вопрос, – Шаховской снял очки и начал их протирать. – Знаете, коллега, с удовольствием вас поддержу – а то меня немного смущает разноголосица в наших рядах, которая выявилась сегодня. В эти тяжелые времена мы должны сплотиться ради народной пользы, как вы считаете?

– Безусловно, – повернулся Евграф к спикеру. На светлом фоне окна его силуэт казался почти чёрным. – Так, где мы остановились?

– Ваш ход, коллега, – надел очки Шаховской.

Евграф подошёл к доске.

– Отнюдь, Юрий Алексеевич, отнюдь. Вы же и сами знаете: это классический пат, – он протянул спикеру ладонь. – Значит, ничья?

– Приятно встретить человека, знакомого с творчеством Сэмюэля Лойда[34], – Шаховской встал со стула и пожал протянутую руку. – Немного арманьяка?

Евграф кивнул и улыбнулся – той обаятельной улыбкой, которую он всегда использовал при общении с журналистами на митингах.

– Арманьяк? Ну вот, это другое дело, а то всё варенье да варенье.

Шаховской усмехнулся, доставая из антикварного шкафа для документов два пузатых бокала и широкую бутылку, наполненную жидким золотом.

– Только не больше двух пальцев, Юрий Алексеевич, – попросил Евграф. – Мне ещё надо кое-что уладить.

В своём кабинетике Наташа пыталась сделать такое селфи, чтобы было хоть по каким-нибудь признакам понятно, что фотографировалась она не где-нибудь, а в Мариинском дворце. Пока что интерьеры на всех снимках напоминали общую палату в небогатой инфекционной больнице. У Ваучера уже кончалось терпение – тоненького кусочка твердокопчёной колбасы хватило ненадолго. В знак протеста кот начал активно стаскивать лапой с шеи бирюзовую «бабочку».

Наташа решила сделать последнее фото на общем плане кабинета и с этой целью вышла в коридор. Где в неё с разбегу врезался лидер партии «Не простим!», ароматизированный чем-то вроде коньяка.

– Наташенька, вот ты где, а я тебя повсюду ищу! – с необычайной приветливостью воскликнул он. Наташа списала эту joie de vivre[35] на действие крепкого алкоголя.

– Ну, и зачем вы меня повсюду ищете? – мрачно отреагировала она. – Уже собрание со своими однопартийцами провели по поводу нашей с Ваучером отставки? Хотите добавить пару гадостей в мой адрес? Ухожу я уже, ухожу, – и, бросив телефон в сумку, начала разворачивать пуховик.

– Наташенька, да что ты, зачем же ты уходишь! Это была шутка, просто неудачная шутка, – Евграф широко улыбнулся и отнял у неё поросячий пуховик. – Конечно же, никто вам с котиком не позволит уйти!

– Ничего себе шуточки, – недоверчиво сморщила нос Наташа. – Вы совершенно определённо дали понять, что нам с котом здесь не место. Отдайте пуховик!

– Не отдам! – воспротивился Евграф. – Вы остаётесь!

– Не остаюсь!

– А я сказал, остаётесь! – Евграф резко дёрнул за капюшон. Кнопки, на которых тот держался, вырвались из пуховика с мясом.

Несколько секунд оба в молчании смотрели на жалкую розовую деталь, в которую мёртвой хваткой вцепился Евграф. Наташа подняла на бывшего босса глаза.

– Евграф Дементьич, что происходит?

Он вошёл в кабинет и положил оторванный капюшон на поцарапанный стол.

– Наташа, зайди, пожалуйста.

Она зашла, чувствуя себя в собственном кабинете, как в приёмной стоматолога. Евграф закрыл дверь и повернулся к ней.

– Наташа, – серьёзно начал он. – Я официально прошу прощения за грубость, допущенную мной сегодня в столовой, и приглашаю вас с Ваучером остаться в нашей фракции в Законодательном собрании.

– Ну, чего-то мне уже и не хочется, – не спешила принимать извинения Наташа. – Как-то тоскливо тут у вас…

– Подожди, я еще не рассказал про новые условия работы! – как заправский коммивояжер, продающий пылесосы, прервал её Евграф. – Режим самый сладкий: приходить сюда нужно только по средам – на заседания – и по пятницам, когда у вас будет приём избирателей. А самое главное… – тут Наташин босс сделался похожим на фокусника, вытаскивающего кролика из шляпы: – Только представь: всё, что тебе не нравится в твоей жизни, ты сможешь исправить! Принимай любые законы, которые тебе необходимы, мы поддержим.