Если весело живется, делай так

— Все как обычно. Принцесса встретила прекрасного принца. Они сообща изобрели целую толпу роботов, чтобы победить динозавров, которые на них напали. Роузи любит смешивать жанры.

— Судя по всему, она чудесный ребенок.

— Это так. — Лицо Кристофера смягчилось.

— Что ж, — сказала она. Ей было неловко остаться наедине с чужим мужем, а еще она внезапно осознала, что Кристофер выглядел в костюме совсем иначе, чем в зимнем пальто. — Мне, наверное…

— Тебе нужно подлить. — Кристофер указал на ее бокал, а потом нажал кнопку на одной из книжных полок; ряд книг отодвинулся, как в подпольном баре 1920-х годов, и за ними оказались бокалы и бутылки. Он нахмурился. — Хм. А шампанского-то и нет. Виски или джин?

Он поймал ее изумленный взгляд в сторону тайника и поднял руки вверх.

— Я тут ни при чем.

— Это Гвен? — недоверчиво спросила Уитни. — Джин, пожалуйста.

— Это ее отец. Гвен росла тут. Она оставила все как есть.

Кристофер плеснул джина в ее бокал из-под шампанского. Глоток спиртного манил куда сильнее, чем слабые звуки вечеринки под ними. Кристофер бесцеремонно заметил:

— Все равно что жить в музее.

— Ты тут турист или экспонат? — поинтересовалась Уитни.

Кристофер посмотрел на нее, выгнув бровь, она же вся сжалась внутри. Ужасно, но иногда ее язык опережал мозг, минуя любезности и другие преграды, которые она воздвигала, чтобы спрятать невоспитанную маленькую девочку. Уитни вспыхнула.

— Прости. Это было грубо. — Она показала на бокал и попыталась изобразить самоуничижение. — В последнее время я резко пьянею.

Он не ответил, просто закрутил крышку на бутылке с джином и сунул обратно в тайник, задвинув книги на место. Молчание становилось все более гнетущим. Разговор всегда давался так легко на открытом воздухе, а суета вокруг отвлекала.

— А ты ничего не будешь? — спросила она.

— Я не пью, — буркнул Кристофер.

— Ой.

На фоне почти неразличимого гула рождественских гимнов внизу напольные часы в углу начали отбивать время.

— Прекрасные часы. Антиквариат?

Он сел на край стола.

— Ты хочешь знать, алкоголик ли я, но из вежливости не спрашиваешь.

— Нет, — сказала она. — Это не…

— Не волнуйся. — Он лукаво улыбнулся, как будто полностью понимал ее. — Я никому не расскажу твой секрет.

— Что? — спросила она, скрестив руки на груди. — Мой секрет?

— Что ты не такая милашка, какой притворяешься.

— Во-первых, — сказала она, — это невероятно самонадеянно. Во-вторых, ты алкоголик?

Кристофер рассмеялся, покачал головой и указал на странную горбинку на носу.

— Это случилось, когда мне было чуть за двадцать. Я изрядно надрался. Залезать на гнилое дерево было плохой идеей. — Она поморщилась. — После этого я решил принимать только взвешенные решения. Теперь, если я лезу на дерево, значит, запретов никаких. Я никогда не оправдываю себя и всегда отдаю себе отчет, что делаю. У меня все под контролем.

Уитни действительно казалось, что она попала в музей, но не в рабочие часы, а в то время, когда все покрыто полумраком и источает неясную тревогу.

Невесело, наверное, все всегда контролировать.

— Ну, я не всегда все контролирую. У меня же дети.

— Ну да. — Она рассмеялась. — Ребенок как ничто другое показывает, насколько же ты беспомощен. Я говорила про моменты, когда сносит крышу. А ты не скучаешь по этому ощущению?

— Нет, — сказал он, откинувшись назад, и свет лампы отбросил на его лицо тень. — Мне кажется, любой поступок будет более ценным, если предварительно все тщательно взвесить.

По тыльной стороне руки Уитни побежали мурашки.

— К черту спонтанность? Да здравствуют списки за и против?

— Ну, я же не говорю, что в жизни вообще нет места для спонтанности… — он поднялся, — скажем, я бы тебя поцеловал прямо сейчас.

Уитни охнула, не испытывая особого удивления, только волнение и трепет.

— Чисто гипотетически, — продолжил Кристофер, делая шаг в ее сторону. — Но я бы сделал это не потому, что плещущийся в теле алкоголь придал мне кратковременный необдуманный импульс, или потому, что из-за выпитого виски мне нужно было прикоснуться к кому-то, а ты просто подвернулась под руку. — Теперь он был в нескольких дюймах от Уитни, все ближе с каждым словом, его запах будоражил. — Я бы поцеловал тебя, — сказал он, — потому, что ты мне кажешься интересной, остроумной и потрясающе красивой в этом платье, а еще, боюсь, тебя никто толком не целовал последние несколько месяцев. Дело в том, что я — в здравом уме и трезвой памяти — хочу этого с первой нашей встречи. И это может сделать поцелуй намного лучше, чем если бы у меня просто, как ты выразилась, снесло крышу.

— Ты все еще меня не убедил, — сказала она, затаив дыхание.

— Тогда я тебе сейчас докажу, — пробормотал он и преодолел оставшиеся сантиметры между их губами.