Если завтра не наступит

Автокатастрофа? Я пристально посмотрела на сестру, а затем на потолок и яркие огни. Прошла секунда, и я слегка повернула голову, морщась от пронзительной боли, которая рикошетом перемещалась из одного виска в другой. Стены были белыми, с встроенными коробками и контейнерами, помеченными как опасные материалы.

Теперь я поняла, откуда взялось чувство натяжения в верхней части руки. Это катетер. Я определенно находилась в больнице. Но автокатастрофа?! Я попыталась вспомнить, но в голове было полным-полно теней, за которыми скрывались воспоминания.

— Я… не помню аварии.

— Боже, — пробормотала Лори.

Дверь открылась, и я увидела маму. За ней шел высокий худой мужчина в белом халате. Мама остановилась, сложив руки на груди. Она выглядела так же плохо, как и Лори.

— О детка, — вдруг в голос заплакала она и бросилась к кровати.

Внезапно из глубин памяти ко мне пришел отрывок из прошлого, чьи-то слова:

«Ты любишь меня достаточно сильно, чтобы занести в дом, пройти мимо мамы и уложить в постель?»

Кто-то сказал мне эту фразу на подъездной дорожке дома Кита. Голос вернулся из тьмы, и на этот раз он был мне до боли знаком.

«Но только после того, как остановимся в „Макдоналдсе“, чтобы я взяла себе куриные наггетсы».

Куриные наггетсы?

Воспоминания оборвались, и я запуталась, почудились они мне или нет.

— Слава богу, — мама наклонилась, осторожно целуя лоб, нос, а затем подбородок. — О, слава богу, слава богу. — Она снова поцеловала меня в лоб. — Как ты себя чувствуешь?

— Растерянно, — с трудом выговорила я, ничего не понимая.

— Она не помнит. — Лори коснулась бедер и поднялась. — Лина не помнит аварии.

— Это не редкость при таких травмах и лекарствах, — объяснил мужчина в белом халате. — Как только выведем из организма препараты, ее память, скорее всего, вернется, либо полностью, либо частично.

Сильные лекарства?

Мама заняла место Лори и взяла меня за руку, в которую был введен катетер.

— Это доктор Арнольд. Он тот, кто… — Опустив подбородок, она потрясла головой и сделала тяжелый вдох.

Я знала, что мама хотела сказать что-то серьезное, но не могла. Когда я посмотрела на нее, вспомнила, как она сидела за кухонным столом, склонившись над контрактами. На ней были очки для чтения, и она сказала, что в следующий раз, когда зазвонит мой телефон, я должна ответить на вызов. И попросила что-то еще.

«Будь осторожна».

«Я всегда осторожна».

Когда это было? В субботу, в последнюю субботу перед…

— Вам очень повезло, юная леди, — доктор Арнольд сел на край кровати, закинув ногу на ногу. Сосредоточившись на мужчине, я решила поверить ему на слово, ведь я понятия не имела, что происходит. У мамы был такой вид, будто она расплачется. Ее глаза опухли и покраснели, как и у Лори.

Доктор достал мои документы и перелистнул несколько страниц.

— За исключением усталости, как ваше самочувствие?

Я сглотнула и ощутила раздирающую боль, словно горло терли наждачной бумагой.

— Я устала, и… мне плохо.

— Возможно, это остаточный эффект седативных средств. Вам сейчас вводят сильные обезболивающие, а они могут вызывать плохое самочувствие. Тем не менее какого рода боль вы ощущаете?

— Ну, у меня болит голова. — Я посмотрела на маму, и она успокаивающе улыбнулась. — Болит грудь. Все… болит.

— Вам хорошо досталось.

Мои глаза расширились. Досталось? Я думала, что попала в автомобильную аварию. Не успела я спросить, как вдруг доктор Арнольд продолжил:

— У вас сотрясение мозга, но признаков отека нет. До тех пор пока это так, вам ничто не угрожает. — Он просмотрел карту. — Возможно, вы уже поняли, что у вас сломана левая рука. Гипс придется носить от трех до шести недель.

Я медленно моргнула. Гипс?

Мне нельзя ничего ломать. У меня соревнования!

Я подняла руку и почувствовала тупую боль. Да, предплечье определенно в гипсе. Я вернула свое внимание к доктору. Этого не может быть.

— Я… не могу быть в гипсе. Я играю… в волейбол.

— Дорогая, — мама снова нежно сжала мою руку, — сейчас не нужно беспокоиться о волейболе. Это последнее, о чем ты должна думать.

Как я могу не переживать? Это мой последний год в школе. Тренер подумал, что меня может заметить рекрутер из университета. К тому же Меган будет в бешенстве, если я не смогу играть.

Доктор Арнольд закрыл карту.

— У вас очень серьезные повреждения, Лина, включая травму груди, которая вызвала двусторонний пневмоторакс.

Я растерянно уставилась на врача. «Пневмо-» что?

Доктор слегка улыбнулся, заметив мое замешательство.

— В грудную полость попал воздух, который давил на легкое и препятствовал его расширению. Чаще всего происходит односторонний пневмоторакс. Отверстие в легком настолько незначительное, что остается только выкачать воздух.

Судя по тому, что я чувствовала по бокам эластичные бинты, это не мой случай.