Безрадостны и те, кто внешне удачно внедрился в парижскую жизнь и отделался от навязчивых воспоминаний, - так, Мария Воробьева-Стебельская, более известная под прозвищем Маревна, данным ей Горьким, перезнакомившаяся со всеми знаменитостями Монпарнаса и даже ставшая женой Диего Риверы на время его парижского периода, в своей забавной живописи полна неуклюжей русской грусти, мало вяжущейся с представлениями о богемном веселье, воплощением которого она была. Безрадостны даже те, кто, убежав из России в детстве или в ранней юности, полностью офранцузился, потеряв всякую связь с исторической родиной, - корифеи парижского абстрактного искусства: Андрей Ланской, Серж Поляков, Никола де Сталь.
Сквозь пессимизм и неизбывную тоску, сквозь отчаяние и безнадежность, столь свойственные искусству парижской России, угадывается, тем не менее невероятная энергия, огромная жизненная сила, которая, наверное, могла бы завоевать Париж, если бы не эта историческая аномалия, что вынудила их бежать туда, куда они могли бы спокойно ездить тогда, когда им это было надо и когда им этого хотелось. "Русский Париж" - это величественный монумент, воздвигнутый в Некрополе России ее возможностям, убитым в начале ХХ века революционными штыками.
Печатная версия № 16 (2003-04-29) Версия для печати
Аркадий Ипполитов
Предпоследний день Помпеи
В Музее истории города в Петербурге открылась выставка фотографий Карла Буллы, посвященная празднованию двухсотлетия города в 1903 году
Фотография ведь странная вещь: младенца выносят из роддома и чуть ли не первая же процедура, над ним совершаемая, - это щелчок фотокамеры. И вот уже минута первой встречи с миром оказывается остановленной, и затем у каждого из живущих вырастает архив запечатленного прошлого, множество застывших мгновений, которые можно перебирать и пересматривать, как какие-то засушенные цветы из гербария вечности. Старое утверждение о том, что в реку времени нельзя войти дважды, оказывается неверным, - можно, входи сколько хочешь, дрызгайся в ней, как в стоячей луже, сколько душе угодно.
Современность привыкла к чуду фотографии. Фотографии везде и повсюду - в семейных альбомах, в журналах, на рекламных уличных стендах: там - война, здесь - наводнение, встреча политических деятелей, мисс мира, закат в пейзаже, просто собачка, толпа под падающим снегом и ваша собственная физиономия на очень неудачной фотографии на новый паспорт. Тысячи образов, что ежедневно, не задумываясь, наш мозг пропускает через себя, не оставляют в нем никаких следов, и в результате фотография воспринимается столь же обыденно, как и туалетная бумага, выполняя для нашего сознания роль чего-то само собой разумеющегося, предназначенного для моментального использования. В то же время, вдруг, неожиданно, среди этого потока мелькнет нечто, останавливающее взгляд, странное, манящее, неожиданное и желанное, единственный верный образ, передающий не привычную поверхностную информацию, но некую внутреннюю суть явления, - и становится ясным, что фотография отнюдь не механическое отражение действительности, но сложнейшее и мудрейшее искусство. Это нечто, никем еще до сих пор не определенное, и отличает простой снимок от произведения, так как подлинная фотография - не клон реальности, но преображенное и чудным образом остановленное время.