Мама Владимира мыла фрукты и пытала Геню очередной цитатой:
– «Повернула каску, и можешь себе представить, оттуда бух! груша, конфеты, два фунта конфет!..»
– «Анна Каренина», – бледно улыбалась Евгения. – Как похоже на нынешние фуршеты! Там тоже все набирают полные каски фруктов.
Мама была недовольна, что загадку так быстро разгадали, но она хотела быть справедливой, а потому протянула Евгении честно заслуженную мокрую и каменную базарную грушу.
Владимир шептался в комнате с Фаиной. Мама мыла – и не раму, и не Лару, а виноград. Ягоды зеленые, будто стеклянные… Мама мыла виноград и приговаривала:
– «Знаете, от чего я умру? От того что в один прекрасный день где-нибудь в открытом океане поем немытого винограда».
Эту цитату Евгения не опознала и выронила надкушенную грушу.
– Ага, попалась! – возликовала филологическая женщина. – «Трамвай «Желание»! Бланш Дюбуа!
– Давай уйдем, Владимир, – тихо попросила Евгения, – а то мне кажется, что я участвую в литературной викторине.
– Мы все в ней участвуем, – сказал Владимир. – Мама права, ты не умеешь работать с книгой.
Он всегда говорил Евгении все что вздумается – знал, что она, как луженый желудок, все переварит и вытерпит.
Малочисленные общие знакомые удивлялись (по мере воспитания кто вслух, кто про себя), чем мог привлечь такую прекрасную девушку этот фотограф, отягощенный к тому же мамой, женой и амбициями. Читателя, наверное, тоже смущает странный выбор Евгении. Но в нем нет ничего странного. Евгении нравилось, как от него пахнет. Нравились его тонкие пальцы и гладкий лоб. Нравился его голос – ведь вокруг мало приятных голосов. Люди лают, визжат, пришепетывают, и только некоторые голоса звучат и переливаются. Владимир раздражался, когда Евгения начинала говорить ему о том, какой у него удивительный голос, – он считал, что она издевается, и был не прав.
Наличие книжек Евгении, их присутствие в мире – ранили Владимира, ведь его рукописи (пьесы, стихи, рассказы) упрямо отвергались издательствами, которым он открыл наконец свою тайну. Владимир считал, что издательства к нему придираются, и снова был не прав.
Он упорно собирал материал для романа.