Они были у Евгении – уютный дом, похожий на небольшую библиотеку, где есть кровать, кухня и ванная. Владимиру было хорошо в этом доме. Единственное, что ему казалось здесь лишним, – кошка Шарлеманя, не взлюбившая Владимира с первых же минут. Шарлеманя мерзким голосом наорала на гостя, брезгливо обнюхала его ботинки, грязными кораблями застывшие в прихожей, а потом впилась мелкими зубьями ему в запястье, будто хотела перекусить вены.
Евгения извинилась за кошку, но бить ее, к возмущению Владимира, не стала. Шарлеманю выгнали с позором за дверь, где та мстительно напрудила огромную маслянистую лужу. С тех пор Шарлеманю всегда запирали на кухне, откуда она выкрикивала кошачьи ругательства, от которых вяли пушистые уши приличных котов и кошечек из соседних квартир.
В тот вечер Шарлеманя вела себя непривычно тихо, и ее пустили в комнату, и она уснула в кресле, печально свесив усы.
Евгении позвонили, кажется, родители, кажется, что-то важное – она ушла на кухню с трубкой, невежливо закрыв за собой дверь.
Владимир, скучая, приподнял с журнального столика толстую книгу Елены Молоховец – под Еленой обнаружился десяток скрепленных листков.
Он начал читать не раздумывая, но поглядывал опасливо на дверь, из-за которой могла в любой момент появиться Евгения. Шарлеманя открыла один глаз и укоризненно смотрела на Владимира.
Текст был превосходным – наверное, лучшим из всех. После такого текста можно не писать больше ничего и уснуть, свернувшись клубком, на лаврах. Владимир дрожал и злился. Его пальцы так сжали бумагу, что она захрустела, как чипсы, и Шарлеманя открыла второй глаз.
Владимир не успел дочитать до конца – под близкие шаги Евгении поспешно уложил листы на место, пришлепнув толстенькой пыльной Еленой.
– Все в порядке? – спросил он, дрожа от ярости.
– Мама паникует. Жизнь прошла стороной, а я совсем не думаю о будущем.
– Ты, правда, о нем не думаешь.
– Почему же? Еще как думаю. Я даже начала новую книгу. Хочешь прочесть начало?
Шарлеманя спрыгнула со стула и, задрав хвост, подошла к хозяйке. Хвост кошки напоминал дым из трубы, как на детских рисунках.
Евгения протягивала Владимиру стопку листов со скрепкой.
– Знаешь, мне тоже звонили. Мама. Ты не обидишься, если я сейчас уйду?..
Конечно, он ушел бы, даже если бы она обиделась.Этим же вечером мама представила ему свою аспирантку – подающую надежды и чай на кафедре. Аспирантка Владимира не впечатлила – влажная, недопеченная блондинка, смутившаяся к тому же при встрече и, совсем как в прошлом веке, опустившая глаза долу. Владимир скрылся в кабинете и достал из тайника свою рукопись. Ему надо было перечесть ее и убедиться в том, что она не так уж плоха. Что на самом деле она хороша, что она превосходит то, что он успел воровато прочитать у Евгении. Эти ее дурацкие листы со скрепкой!