Эстетика

Именно поэтому эстетическое начало в художественном мышлении не есть лишь сырой, необработанный материал, нуждающийся в дальнейшей «обработке», фильтрации разумом. Сфера эстетического как некая пограничная сфера между чистой духовностью и сугубо материальной не просто связывает воедино эти две сферы объективной реальности, но и продуцирует, порождает новое качество, новые грани феномена «идеальное», способствует открытию новых возможностей в области духа. Одновременно с этим сфера эстетического выводит умозрительные феномены в область зрительного, слухового, наглядно воспринимаемого, ощущаемого и переживаемого. Более того, с равным правом сфера эстетического осуществляет движение как сверху вниз, говоря языком И. Канта, из области ноуменального в область феноменального, так и снизу вверх. Во втором случае познание сущего начинается с видимого, слышимого, телесного, но не природного, а преобразованного материала, несущего на себе отпечаток духовной деятельности, воплощаемого с предельной ясностью в конкретном, чувственно данном артефакте.

Так, в наши дни возникает необходимость переосмысления предмета эстетики, точнее, возвращения к исходным основополагающим корням. Как пишет О.А. Кривцун, «…длительное время предмет эстетики в отечественной науке определяли тавтологически – как изучение эстетических свойств окружающего мира – именно потому, что любой разговор об активности художественной формы был недопустим. Вместе с тем, когда, опираясь на немецкую традицию, А.Ф. Лосев высказывал точку зрения, что эстетика изучает «природу всего многообразия выразительных форм», то речь шла именно о выразительных формах, переплавляющих сущность и явление, чувственное и духовное, предметное и символическое»[7]

. О.А. Кривцун акцентирует внимание на том, что «эстетика ориентирована на выявление универсалий в чувственном восприятии выразительных форм»[8]. Именно поэтому эстетика должна пониматься не только как учение о прекрасном, но и наука о выражении (Б. Кроче[9]

), чувственном (айстезис) познании идеи.

Итак, эстетика – это наука о человеческих ценностях, связанных с понятием прекрасного, раскрывающая проблемы интеллектуально-чувственного познания сущности универсума, особые совершенно-выразительные формы сознания и бытия, объективированные в природных и человеческих конструктах (артефактах), несущих на себе печать «скрытой сущности». Кроме того, эстетика раскрывает проблемы сотворения, воссоздания, восприятия и интерпретации эстетических явлений, проблемы выражения прекрасного, возвышенного, безобразного, трагического, комического в природе и мире человека как «второй природы», а также проблемы необходимости и свободы в художественном творчестве, формы и содержания, эссенциализма и антиэссенциализма в искусстве, эмпирической (экспериментальной) эстетики, психологических и антипсихологических направлений современной эстетики, феноменов «наивного» и «маргинального» искусства как среза современного эстетического сознания.

В предисловии ко второму изданию «Истории античной эстетики» (2000) А.А. Тахо-Годи пишет: «Эстетику, как всегда в обычном обиходе, понимали достаточно просто – как учение о прекрасном. О том, что А.Ф. Лосев понимал античную философию как явление эстетическое, как максимальную выраженность вовне самой сущности философского предмета, никому и в голову не могло прийти. Для Лосева философия, эстетика, мифология – плоды одного дерева. Эстетика – наука не столько о прекрасном, сколько о выразительных формах бытия и о разной степени совершенства этой выразительности, которая может быть и вполне безобразной (прекрасно выраженным может быть и смешное, и гротескное, и ужасное). Древний миф тоже имеет свою выразительность, философская мысль античности – свою. И чем древнее эта философская мысль, тем выразительнее она, то есть тем эстетичнее

»[10]. Фактически об этом же говорит и В.В. Бибихин: ««Эстетика» относится к самым большим недоразумениям нашей «культуры». Правда, А.Ф. Лосева, который вовсе не только по цензурным соображениям отнес всю античную и не только античную мысль к эстетике, стоит на интуиции, что с перебором схематизированных «воззрений» надо навсегда расстаться и мысль становится интересна только тогда, когда всем телом тонет в бытии, природе или мире ‹…› Теперь необходимо уже внимание к хайдеггеровской феноменологии присутствия

, бытия в мире, с настроением, основным тоном этого бытия, и к витгенштейновскому солипсизму, впускающему в субъект тоже всю массу мира. Развертывание эстесиса у Ахутина и своевременно, и необходимо, чтобы вытеснить негодную схему «ощущение – мнение – наука – софия», якобы отвечающую античной иерархии познания»[11].