Эстетика бродяг

Сначала я решил, что это белая горячка, и сильно не испугался. И даже не сопротивлялся, а только откашливался. Когда же рука сжала под самый позвоночник, сопротивляться было уже поздно.

− Тебе чего? – лишь прохрипел я, выплескивая остатки кислоты.

А из недр унитаза отвечаю строгим голосом:

− Попался, наконец!

− Да я и не скрывался, − опять прохрипел я.

− А кто неделю назад пытался длинноногую блондинку скинуть с балкона третьего этажа?!

− Это не я, − хриплю в ответ.

− Не ты? − удивился голос.

Тут хватка немного ослабла.

− Не я.

− А ты кто?

Ну я назвался. Глупо было бы в таком положении скрывать имя. Я бы и паспорт показал, если бы потребовали.

− Странно, − еще более удивился голос. − Я тебя не знаю совсем.

− И я тебя не знаю, − очистив кишечник от последнего мусора, признался я.

Тут рука опять крепко прихватила, а голос как заорал:

− А не ты ли разом на днях споил пятнадцатилетнюю девочку и совращал её в ванной?!

− Не я, не я, − в ужасе хрипел я.

− А кто тогда?

− Извращенец какой-то. Урод…

− Ты его не знаешь?

− Нет, нет, не знаю.

Рука опять ослабила хватку. Я уже решил, что сейчас совсем отпустят, а она раз − и опять под самые позвонки сжала.

− А ну, − скомандовал голос, − давай, сука, сам признавайся, чего натворил?

− Когда? − одними губами прошептал я.

− Да хоть вчера.

− Напился до чертиков.

− А позавчера?

− Та же история.

− А еще днем раньше?

− Пил. Пил, как проклятый.

− И всё?

− Вроде всё.

− Вроде или точно?

− Точно.

− Никого не изнасиловал и не убил?

− Никого.

− Что же ты все-таки натворил, вспоминай, живо!

− Около месяца назад одной женщине лавкой по голове угодил, − начал вспоминать я.

− За что?

− За б**дство.

− Еще что было?

− Бывает вздрочну с похмелья.

− Грязная скотина, − обрадовался голос.

− Ага, − согласился я.

− Еще что? − требовал голос.

− Пять дней назад я бился с п**дой и проиграл, − вспомнил я.

− Это не в моей компетенции, вспоминай не тех, кто тебя мучил, а кого ты.

− Один человек из-за меня чуть концы не отдал, − ничего не скрывая, выложил я.

− А вот это уже серьезно, − еще больше обрадовался голос, и рука подтянула меня носом к зловонной воде.

− Выкладывай всё, как было! − приказал голос.

− Он умирал с похмелья, послал меня за пивом, − выкладывал я начистоту, − а я на его деньги сам нажрался, еще и бабу подцепил, забыл про бедолагу, а когда вспомнил, денег хватило только на корвалол, им его и отпаивал, чтобы он не сдох, еле отпоил.

− И всё? − не поверил голос.

− И всё.

− И больше за тобой ни одной дряни не водится?

− Я еще травку курю, у меня нет жены и детей, в голове сплошная помойка, думаю только о себе, и в полнолуние веду себя как последний козел.

− Неприятный ты тип, − без всякой злобы заметил голос, ослабляя клещи.

− Наверное, − поддержал я.

− Еще раз, сука, такое повторится, − не понятно о чем конкретно сказал голос. − И я тебе покажу подводный мир команды Кусто. Понял?

− Понял.

− Ну и все, вали отсюда. Хватит ошиваться здесь, иди домой, пусть тебя там за это и трахают.

Вышел я из сортира, весь мокрый, всклокоченный, глаза дикие.

− Ты чего? − спрашивает приятель

− Да с рукой разговаривал.

− Со своей, что ли?

− Ага, если бы. У тебя из толчка рука вылезла и давай меня душить. Душила, пока я всю правду про себя не выложил.

− И только тогда отпустила? − глядя, как на дурачка, спросил приятель.

− Ага.

− И как, по-твоему, это называется? − на что-то намекал приятель.

− Серьезный разговор. Разве нет? По-моему серьезней не бывает.

После такого серьезного разговора в голове у меня немного прояснилось, и я пошел к себе домой. Дверь открыл осторожно, как вор. Прислушался − тихо. Может, подумал я, всё наладилось. На цыпочках прошел по коридору и заглянул на кухню. П**денка сидела за столом, штопала чулочки и тихо мурлыкала под нос.

− Вернулся, − мельком глянула она, словно я пропадал пару часов.

− Да.

− А где вино?

− Какое еще вино? − я продолжал глядеть на неё, как на привидение.

− Ты же за вином ходил.

− Да?

− Да.

Я потоптался.

− Пойду опять за вином, что ли? − попятился я.

Но тут п**денка перелетела через кухню, сшибла меня в прихожую и прямо там всосалась в мое тело, как пиявка.

Больше я из дома не выходил. Она готовила, сама приносила вино. А я безучастно глядел в потолок, ожидая часа, когда её нужно ублажать.

Она назвала себя Вика.

«Виктория. Победа, − подумал я. − Ага, посмотрим, кому какая победа еще будет».

Дрючил я её что надо, она всегда оставалась довольна, но меня не оставляло ощущение, что за мной постоянно наблюдают. Даже на толчке мне казалось, что кто-то сверлит взглядом затылок.

Пока Вики не было дома, я обшарил весь дом в поисках чего-нибудь доказывающего, что за мной ведется наблюдение. И нашел за холодильником бумажку, кто-то записал понравившуюся мысль из Бусидо: «поскольку все в этом мире всего лишь кукольное представление, путь искренности – это смерть». Это меня еще больше завело.