И надо признать, что риторика, взявшая на вооружение слово «наука», возникла отчасти благодаря сциентизму. Книги о «науке чего-то» и описываемые в них исследовательские находки, происхождение которых можно проследить до несомненно научных экспериментов, заняли место философских рассуждений и интерпретаций по поводу смысла или важности соответствующего рода деятельности. Вместо того чтобы размышлять о социальной роли шампанского и связанных с ним удовольствиях, мы думаем о том, что говорят о качестве вина размеры пузырьков и почему эти пузырьки дольше живут на стенках современного стакана волнистого стекла, чем в более широком бокале для шампанского.
Но якобы научная риторика опасна не только тем, что из-за нее мы рискуем скатиться в сциентизм. Она также приписывает науке исключительную заслугу в том, чего наука вовсе не заслужила: в пристальном внимании к устройству и принципам работы вещей. Большинство книг о «науке чего-то» рассматривают материальные формы своего предмета – нейрохимические, вычислительные или экономические. Но внимание к материальным реалиям субъекта не обязательно связано именно с наукой. Филологи изучают историю книги, включая ее материальную эволюцию от глиняных табличек и свитков папируса до пергаментных кодексов. Художники, создавая свои работы, опираются на глубокое понимание физических свойств краски, мрамора или оптики. Поварам, чтобы преуспеть в ремесле, нужно тонко разбираться в химии и биологии еды. Думать, что лишь наука как-то особенно связана с наблюдениями за материальным миром, – это не только ошибочно, но и оскорбительно.
Подвигая людей видеть в науке единственный путь к знанию и подталкивая их увязнуть в материальном, якобы научная риторика оказывает дурную услугу и самой науке. Она представляет науку как нечто простое, легкое и веселое, в то время как на самом деле наука по большей части сложна, трудна и однообразна.
Вот пример этого подхода. На популярной странице в
Якобы научная риторика имеет и другие негативные последствия. То, что на самом деле не имеет никакого серьезного отношения к научной практике, вынуждено все чаще облачаться в научную терминологию, чтобы привлечь к себе хоть какое-то внимание и получить поддержку. Социологические исследования интернета неожиданно превратились в «науку Сети». Почтенная практика статистического анализа вдруг стала «наукой о данных». Происходит сдвиг в приоритетах финансирования образования и исследований, и в результате за бортом остаются те, кто не смог подтвердить свое членство в комплексе
Когда вы продаете идеи, вам приходится продавать такие идеи, которые продаются. Но в секулярный век, когда абстракция «науки» рискует заменить собой все другие абстракции, все, что может остаться от науки – если мы позволим и дальше процветать «научной» риторике, – это примитивная, выхолощенная, однообразная ее версия.
Нам не нужно выбирать между Богом и человеком, наукой и философией, интерпретацией и доказательством. Но по иронии судьбы наука, пытаясь утвердиться как высшая форма секулярного знания, нечаянно повысила себя в звании до теологии. Наука – это не столько практика, сколько идеология. Нам не нужно уничтожить науку, чтобы спустить ее на землю. Но мы должны снова спустить ее на землю, и первым шагом должен стать отказ от риторики, которая стала ее самым популярным ритуалом.
Наше узкое определение науки
Сэм Харрис