Эта идея должна умереть. Научные теории, которые блокируют прогресс

Прекрасный пример такого рода последовательности результатов дает исследование АМР о связи между недосыпанием и ожирением, проведенное Гильельмо Бекутти и Сильваной Паннайной в 2011 году[55]. Взятые сами по себе, эти результаты едва ли не бессмысленны. Плохие показатели здоровья чаще всего взаимосвязаны: у людей с лишним весом хуже работает сердечно-сосудистая система, у них хуже психологическое здоровье, они принимают больше лекарств, меньше занимаются спортом и так далее. Однако в данном случае после исследования АМР ученые провели дополнительный эксперимент: они не давали испытуемым спать – и обнаружили, что в результате те действительно набрали вес. Более того, выяснилось, что недосып приводит к гормональным и эндокринным изменениям, которые способствуют набору веса.

Множественная регрессия, как и все статистические методы, основанные на корреляции, имеет ряд ограничений: корреляция не доказывает каузальности, причинной связи. И никакое увеличение количества «взятых под контроль» переменных не поможет нам распутать нить причинности. Что природа объединила, того множественная регрессия да не разъединит.

Мышиные модели

Эзра Раза

Профессор медицины; директор МДС-Центра, Колумбийский университет.

Очевидный факт, который либо игнорируется, либо не привлекает должного внимания в исследованиях раковых заболеваний, состоит в том, что лабораторная мышь не представляет собой достоверную «модель» человеческого заболевания и практически бесполезна в разработке лекарств. Мы по сей день лечим лейкоз у людей теми же препаратами и в той же дозировке, которые использовались при лечении лейкоза у мышей в 1977 году, – и результаты этого лечения оставляют желать лучшего. Представьте всю неестественность этого процесса: изъятие клеток опухоли у человека, их выращивание в лаборатории и подсадка в организм мыши, чья иммунная система предварительно настолько ослаблена, что не может отторгнуть имплантированную опухоль. Затем этот ксенотрансплантат подвергается воздействию препаратов, убийственная токсичность которых будет впоследствии использоваться в лечении людей.

Этот в корне ошибочный, синтетический подход распространился и на другие области науки. Недавно опубликованная научная работа показала, что около 150 препаратов, на тестирование которых были потрачены миллионы долларов, оказались неэффективными в лечении сепсиса у человека, потому что в процессе разработки они тестировались на мышах. К сожалению, мышиный сепсис очень отличается от человеческого. Материал об этом исследовании, написанный Джиной Колата для The New York Times, вызвал резкий отклик биомедицинского сообщества:

Одно-единственное испытание еще не дает оснований полагать, что мыши непригодны для исследования человеческих болезней… Ключевая задача состоит в том, чтобы подобрать подопытный материал и условия эксперимента так, чтобы точно воспроизвести условия человеческого заболевания[56].

Проблема лишь в том, что никакая мышиная болезнь не является точным отражением человеческой. Так почему же сообщество онкологов до сих пор продолжает нефункциональную традицию использования мышей для тестирования новых онкологических препаратов?

Роберт Вайнберг из Института Уайтхеда в Массачусетском технологическом институте дает очень хороший ответ на этот вопрос. В своем обзоре он предполагает две причины. Во-первых, нет подходящего кандидата на смену мышам. Во-вторых, Управление по контролю за продуктами и лекарствами «поддерживает инерцию, признавая эксперименты с мышами золотым стандартом для прогнозирования эффективности препаратов»[57]

.

Есть и третья причина, на этот раз связанная с некоторой моральной слабостью человеческой натуры. Слишком много ведущих лабораторий и слишком много выдающихся исследователей потратили слишком много времени на изучение опасных заболеваний на мышиных моделях; именно они рассматривают гранты друг для друга и решают, кому пойдут деньги, выделяемые Национальными институтами здравоохранения США. Эти люди не готовы признать полную бесполезность мышиных моделей при разработке большинства противораковых препаратов.

Одной из главных причин использования этого устаревшего метода исследований является именно желание получить финансирование. Вот пример: в начале 1980-х я решил исследовать опасное заболевание костного мозга под названием миелодиспластический синдром (МДС), который часто приводит к острому лейкозу. Уже с самого начала я решил сконцентрироваться на работе со свежеполученными человеческими клетками, а не делать ставку только на мышей или чашки Петри. За последние три десятилетия я собрал более 50000 трепанобиопсий, нормальных контрольных клеток, полученных из мазка соскоба щеки, образцов крови, сыворотки и плазмы.