ГЛАВА 4
Сгустившийся на дождливом отрезке пути в сознании Набиса до осязаемой смутности план действий, неожиданно получил под брюхо твёрдую почву на повороте во дворы с Волжской на 9-го мая. Неожиданно — благодаря внешнему вмешательству. Хотя, если подумать, — панику, начавшуюся в высших командных кругах комендатуры карантина, предвидеть было несложно, если бы хоть кому-то пришло в голову поразмышлять на эту тему. Нового коменданта, всё-таки, потеряли. В первый же день. Разумеется, паника, ещё какая. В ружьё и по коням. Свистать и по верхам.
В общем, было так: спец Харон, ведущий машину очень штатно, перед поворотом ещё сбросил скорость, и, когда секунду спустя он ударил по тормозам и дал влево, на встречную, ему хватило и места и секунды — и передний из двух мчащихся сломя голову на розыски нового коменданта Зоны патрульных «уазиков», прорвавший стоящее здесь прямо на проезжей части воздушное зеркало, не врезался ему прямо в водительскую дверь. Прошли впритирку. Чуть было не произошла первая в истории Зоны автомобильная авария внутри Периметра.
Блинчука и Набиса бросило на кабину, полковник блякнул, щёлкнули под задами мгновенно захлопнувшиеся сиденья. «Шишига» жёстко подскочила на бордюре и стала, рылом в палисадник под окнами дома номер четыре. Блинчука и Набиса откатом бросило обратно, полковник блякнул снова, громко и болезненно: у него болела нога, и он с трудом удержался локтями, чтобы не съехать на пол кузова. Уронил свой автоматик. Набис нащупал сиденье, опустил его и сел, переводя дух. Могло бы быть круто. Жгуче засаднило локоть.
Харон высунулся в дверное окно чуть ли не по пояс и заорал в полный голос:
— Ты, блядь, колдун, куда ты прёшь по зеркалам на встречный, аллокрицетус ты куртатус блядь!
В открытом «уазике», вывернувшемся из-под «шишиги» на обочину, молча сидели, окаменев, и пялились на «шишигу» замком подполковник Ремезов (смявший в двух кулаках у подбородка бумажный подмокший пакет, грудь подполковника была вся уделана), пара знакомых на лицо майоров на заднем сидении — и герой происшествия, водила Витя-Шлагбаум, уткнувшийся переносицей в обод руля и пялящийся как бы из-за бруствера. Переживает.
Второй «уазик», набитый патрульными лейтенантами и сержантами в количестве аж двух экипажей, остановился неоголтело, на цыпочках. Патрульные тихо вышли из него и чуть ли не построились в одну шеренгу. Сменщик Набиса контрактник Федин был среди них, махнул ему рукой. Шлагбаум выключил, наконец, свой двигатель, сел прямо, уперевшись в руль, выматерился, и стало ещё тише. Все ждали, что скажет Блинчук. Кроме Харона, спрыгнувшего на асфальт и осматривающего кабину «шишиги» снаружи. Харону было кашлять, кто что скажет, он серьёзными вещами озабочен был.
Блинчук, однако, молчал, тасуя в голове карточки с вариантами реакции видимо. Политикой прямо таки завоняло на кузове, Набис поморщился. (Это Мавр взбил его чуйку, запахи людей, их мыслей и намерений щипали Набиса за волоски в носу почти физически.) Но полковник мог бы и не искать варианты, всё уже было решено свыше.
Харон вскочил на подножку и пробурчал нехотя, обращаясь к Блинчуку:
— Баллон пробит.
В этот момент Набис уже знал, что будет делать дальше со своей темой, а полковнику, соответственно, делать было нечего. Он молча и медленно спрыгнул с кузова, подошёл, прихрамывая, к «уазику» с Ремезовым. Тот вскочил в машине и козырнул.
— Товарищ полковник! Сергей Борисович! — проникновенно сказал он.
— Не забрызгайте меня своим пакетом, Валентин Васильевич, — предложил ему Блинчук. — Похвально, что вы стремительно бросились на мои поиски. Впечатлили меня рьяностью. Лихо и придурковато! И вообще, у меня от сегодня полные штаны впечатлений. Вы, подполковник, надо сказать, добавили соответственно. Но мы обсудим это с вами у меня в кабинете, не будем прямо уж тут… И прямо сейчас. Так. Товарищ майор, вот вы…
Указанный майор вскочил.