Эта земля будет нашей

– Ломакин правду говорит, – поддержал он подчиненного, – зачем нам нужен лишний риск?

Но, как тут же выяснилось, раздраженный Пересветов не желал внимать разумным доводам.

– Да что он мне тут будет лекции читать? – продолжал глава края в том же духе. – Я генералов на хрен посылал!

Видя, что нормального разговора не получается, Батяня решил разрядить ситуацию.

– Вопросов нет, – произнес он, примиряюще подняв руки, – господин губернатор – человек опытный и внедорожник поведет сам? Или ваш секретарь?

– Да я сам и поведу, – проворчал Пересветов, садясь за руль, – я смотрю, с такими молодцами мы недалеко уйдем, если самому не взяться. Все, хватит разговоров, садитесь в машину.

Дмитрий Степанович твердо решил доказать сопровождающим, что сам, не хуже любого проводника, доберется туда, куда надо.

Оказавшись в салоне, Ломакин с интересом принялся осматриваться. Для него здесь все было внове: и дорогая кожа, и насыщенность самой разной техникой. Роскошь, как говорится, била в глаза.

– Что, сержант, – иронично хмыкнул Пересветов, – нравится машина? Ничего, станешь старшиной – себе такую же купишь.

Довольный шуткой, он оглушительно расхохотался. К его смеху присоединился и секретарь. Военные, естественно, отнеслись более прохладно к развитому чувству юмора Дмитрия Степановича.

Пересветов пребывал в предвкушении будущих финансовых успехов и продолжал вслух рассуждать по поводу будущей зоны. Выходило так, что население края должно его ноги целовать за то, что он воплотит.

– А вы слышали о деле Быковского? – спросил Батяня.

– Быковского? Не припоминаю, – наморщил лоб Пересветов. – Это что, у нас было?

– Да нет, в Штатах.

– А-а... Это ты к чему?

– Да вот как раз на вашу тему, – прищурился Батяня.

– Ну-ну, расскажи нам, майор, – поскреб щеку Дмитрий Степанович.

– История давняя... В сороковые годы все самые крупные казино Америки пребывали в шоке. Игрок русского происхождения, некий Генрих Быковский, снимал в них банк за банком. Никто и ничто не могло его остановить: тысячи, миллионы долларов сгребал он с кона почти играючи, словно надсмехаясь над хозяевами, – рассказывал Лавров, тая усмешку в уголках губ, – его везение казалось подозрительным и пугающе фантастическим. Чтобы спасти и деньги, и престиж, был пущен слух о том, что Быковский – редкий мошенник.

– Хм, забавно. – Пересветов, которому было интересно все, что имело отношение к его будущему детищу, заерзал на сиденье. – Продолжай, майор.

– Тогда оскорбленный в лучших чувствах игрока гений рулетки предложил остаться один на один с крупье, предварительно раздевшись догола.

– Зачем это?

– Чтобы продемонстрировать контрольной команде, что никаких приспособлений или ухищрений, помогающих ему разорять гемб-линги, у него нет, – пояснил майор. – Споровая инспекция длилась три вечера подряд. Быковский выиграл за это время восемь миллионов долларов.

– Однако... – Губернатор откашлялся и смачно плюнул в открытое окно. – Это ж какие таланты были у молодчика.

– А это ведь в то время такие деньги! – встрял в разговор секретарь.

– Ну вот. Хозяева казино схватились за головы, а один, из Лас-Вегаса, умер на другой же день от апоплексического удара. Быковский же, забрав выигрыш, предстал перед восхищенными неверами и заявил, что отныне он ни разу не войдет ни в одно казино Америки.

– Так в чем был секрет? – заинтригованный Дмитрий Степанович желал узнать истину.

– Никто этого так и не узнал.

– Это почему же? – недоуменно сдвинул брови глава края.

– Вскоре после этого великий игрок внезапно умер, унеся тайну своих удач с собой, – завершил рассказ Батяня.

– Жаль, конечно, что так все закончилось. Но, думаю, мы постараемся, чтобы у нас таких секретов не возникало, – решительно заявил Пе-ресветов, – времена не те, да и техника тоже. Сейчас любого мошенника на чистую воду вывести – раз плюнуть. Я позабочусь, чтобы над каждым столом по три камеры стояло. Каждое движение будет фиксироваться. Пускай только попробует такой Быковский...

Губернатор ударил ладонью по панели, словно демонстрируя, что разговор с нарушителем будет коротким.

Джип катил по берегу реки. Слева открывалась великолепная панорама водной глади, а справа высились высоченные стволы деревьев. Вскоре начались признаки того, что когда-то к этим местам военные имели отношение. Дорога пошла вниз и превратилась в полотно, выстеленное железобетонными плитами. Хоть и разбитая, она представляла собой вполне преодолимый путь, тем более для внедорожника.

– Вот это я понимаю! – довольно сказал губернатор. – Сразу видно, что Советская армия здесь потрудилась на совесть. Порядок, которого сейчас, к сожалению, не встретишь. Как думаешь, майор?

Пересветов пустился в рассуждения о том, как трудно ему управляться с разгильдяями, которыми, похоже, была большая часть населения вверенного ему края. Это могло продолжаться долго, если бы вдруг на дорогу не вышел олень. Его появление было так неожиданно, что губернатор притормозил.

Благородное животное стояло на обочине, горделиво поводя головой, над которой поднимались рога.

– Хоро-о-ш! – прищелкнув языком, сказал Любинский.