Эти спутанные узы

– Но только не детей. Она все еще держит в лагерях детей. Она накачивает их токсином, подавляющим их магию, и сохраняет им жизнь, чтобы отправить их в шахты на границе. Она использует их, чтобы собирать камни огня.

Он зажмуривается и ругается.

– Она же обещала, – шепчет он, качая головой.

Я закрываю глаза, чтобы не видеть опустошения на его лице, но все равно чувствую, как оно разрывает мою грудь.

– Что обещала?

Он смотрит в окно, и на его лице я вижу множество эмоций.

– Вскоре после того, как ты приехала во дворец, я посетил один из ее лагерей и встретил двух детей, которых забрали на шахты… Они были… – Он сглатывает и качает головой. – Я высказал это ей, и она сказала, что отправила туда только их двоих. И что ей пришлось отправить их, чтобы получить камни огня, которые были нужны целителю, чтобы сохранить ее жизнь.

– Она сказала тебе, что сделала это только один раз? И ты ей поверил?

– Я знал, что она умирает и что она в отчаянии, но надеялся…

– Она больше не умирает, а дети все равно в лагерях – тысячи детей. Она все равно заставляет их собирать камни огня, чтобы стать еще могущественнее. Ее обещаниям нельзя верить. Если ты будешь верить ей, я никогда не смогу доверять тебе.

Он переводит взгляд на меня и изучает мое лицо. В этот момент я знаю, что он даст мне все, о чем я попрошу. Я знаю это так же точно, как знаю свои собственные мысли.

– Я уничтожу лагеря, – говорит он. – Считай, что дело сделано. Утром я первым делом соберу команду.

– Я буду готова.

Он качает головой и сглатывает.

– Я не могу позволить тебе пойти с ними. Я не буду так рисковать тобой.

– Ты не можешь контролировать меня. Я больше не человек. У меня есть эта сила, и я воспользуюсь ею.

– Но если она узнает, что она у тебя есть…

– И что она сделает? Убьет меня, чтобы сила перешла к тебе? Так разве ты не этого хочешь?

Я смотрю на него, не моргая, провоцируя его солгать мне.

В его глазах мелькает искра, и он отпускает свои эмоции, позволяя им захлестнуть меня мощной волной боли и недоверия.

– Ты в это не веришь. – Это не вопрос. Он знает, что я не могу заставить себя поверить в это, даже если захочу. Он все смотрит на мое лицо, словно пытается увидеть в моих чертах больше, чем чувствует благодаря узам. – Я не знаю, что она сделает, Бри, но я не буду рисковать. Ни за что.

– Это решать не тебе. Это моя жизнь, и только так я смогу… – Только так я смогу жить в ладах со своей совестью.

Нет, я не произнесу этих слов. Я не покажу эту слабость. Не ему.

Это перебор. Оберон отдал свою жизнь, чтобы спасти меня, и при этом пожертвовал будущим всего своего королевства. Затем, из-за того, что я приняла Зелье жизни, сила короны привязалась ко мне, и каждый член двора теней снова в опасности.

Все ради меня, ради моей жизни. Я могу ненавидеть фейри, могу быть пойманной в ловушку в этом новом теле фейри и ненавидеть и это тоже, но я никогда не поверю, что моя жизнь важнее жизней стольких людей.

Если я не буду бороться за этих детей – которые ни в чем не виноваты, – как я буду жить в ладах с самой собой?

Однако у меня нет навыков Себастьяна и нет щита, который мог бы помешать ему раскрыть эту тайную правду из того, что он получает через наши узы. Его глаза расширяются, и мне интересно, что он чувствует. Отвращение к себе? Скорбь по всем, кто пожертвовал ради моей жалкой жизни? Тщетность этого бессмертия, которого я даже не заслуживаю?

– Бри, – тихо говорит он.

– Я знаю, каково это, Себастьян. Я жила, выполняя все прихоти своего жадного кредитора. Я была в ловушке и работала до тех пор, пока не теряла сознание, и все равно с каждым днем оказывалась все дальше от свободы.

– Но ты ненавидишь наш вид.

Я вздергиваю подбородок.

– Я никогда не буду такой, как она. Никогда не стану такой же фанатичной и самодовольной и не начну думать, что моя жизнь важнее тысяч жизней. То, что дети – фейри, не имеет значения. Они – дети, а она чудовище.

Он сглатывает, и эхо его сердечной боли прокатывается по мне, когда он говорит:

– Как ты можешь винить меня за то, что я так отчаянно тебя люблю?

Я напрягаюсь.

– Так завтра я помогу?

– Ты хочешь так рисковать детьми?

– О чем ты?

– Я не разговаривал со своей матерью с тех пор, как мы заключили узы, Бри. Я не знаю, что она делает, что знает или что запланировала.

– Почему она не хочет встретиться с тобой?

Его челюсть дергается, и он не отводит глаз от стены, когда говорит:

– Секреты? Интриги? Я не знаю, но что бы это ни было, это нехорошо. Меня беспокоит то, что может произойти.

– Ты и должен беспокоиться. Твоей матери нельзя доверять.

– Я уже знал это, но с таким количеством неизвестных меня волнует, что она может сделать, если поймает тебя на своих землях. Она без колебаний уничтожила бы целый лагерь беженцев, чтобы добраться до твоей силы.

Я была готова спорить, но его замечание заставляет меня задуматься. Зачем пытаться спасти их, если мое присутствие поставит их жизни под угрозу?

– Если я позволю тебе сделать это без меня, ты обещаешь вернуть их домой?

Его плечи опускаются, и его облегчение окатывает меня, как прохладная вода.